|
|
|
 |
Новости | Конференция | Чат | База данных | Творчество | Сообщество | О сайте | English |
|
Помощь сайту |
 |
 |
 |
 |
|
Млечный вечер Всю ночь я промучился в неясной тревоге. Сон никак не шел. Стоило мне только прикрыть глаза лишь на секунду, как где-то в глубине мозга начинал звонить тревожный колокольчик. Поначалу этот звон еле различим в ворохе мчащихся мыслей, которые создавали иллюзию скоростного шоссе с несущимися по нему автомобилями, за водительскими сидениями которых сидят не совсем трезвые макаки-резусы. Слышна нецензурная брань, макаки воинственно настроены, они бешено сигналят друг другу, пытаются обогнать впереди идущих и корчат недовольные гримасы, если им это не удаётся. Среди всего этого зоопарка на колёсах начинает пробиваться зловещий звон, он всё нарастает и нарастает, это продолжается до тех пор, пока, достигнув критической массы, не заполняет собой всю твою голову целиком. Это словно пытка, ниспосланная волею небес, за греховные деяния прошлого. И вот настаёт момент, когда необъяснимый страх, вызванный звоном, заставляет тебя открыть глаза. Начинает казаться, что эта ночь будет длиться вечно. Я смотрю на часы. Проклятое время течёт так медленно, в особенности, когда ты так ждёшь чего то. Вот и я ждал. Ждал, когда улицы колонии наконец-то взорвутся своим искусственным сиянием. С того момента, как мне выпал счастливый билет в глубокий космос, прошло уже лет пять, (без учёта того, что с десяток я пролежал в криогенной капсуле). Мне было двадцать, когда это случилось, всего лишь двадцать наивных лет. В то время я смотрел на мир глазами беззаботного младенца. Нет, конечно, я не был овощем, спокойно растущим под лучами живительного солнца, у меня были кое-какие цели в тот момент, впрочем, как и у всех в эти годы. Стабильная высокооплачиваемая должность в одной из крупных корпоративных ячеек, просторная квартира где-нибудь рядом с морем и спутница жизни, с которой хотелось бы прожить бок о бок весь отведённый нам век, возможно, даже разрешение на ребёнка. Как это бывает обычно, события идут не по тому порядку, который ты себе представлял. К девятнадцати я поступил на обучение в центр подготовки финансовых работников. Там волею случая встретил замечательную девушку по имени Роксана. Роксана посещала вечерние курсы вместе с моей группой по четвергам и была единственной причиной, по которой я ходил туда каждый раз с растянутой по лицу улыбкой опиумного курильщика. Яркая и волевая личность, звезда, об которую можно было легко обжечься, если ты не сиял так же ярко. Как ни странно, я попал в поле её притяжения с самого первого дня знакомства, хотя и понимал, что вряд ли мне что-то светит на этой орбите. Но иногда случаются странные вещи. Мы с Роксаной сблизились. Случилось это как то незаметно и до пугающего быстро, прошел всего месяц с момента начала нашего обучения. Шел июнь, мы с ней уже ходили рука об руку, гуляли среди массивных производственных строений, петляли по этим лабиринтам, обдуваемым попавшими в ловушку ветрами, говорили о бессмысленных вещах, смеялись и дурачились. Часто в выходные дни снимали комнату в недорогом многоэтажном отеле, полдня неустанно резвились на пуховых перинах просторных кроватей, а под вечер поднимались на крышу, садились на специально установленную скамью и, завернувшись в лёгкий плед, наблюдали закат солнца, лучи которого, стелясь по макушкам высоток и просачиваясь меж узких улочек, создавали причудливые картины недосягаемых сказочных городов, насыщенных всевозможными тонами и оттенками. Каждый новый закат был для нас уникальным событием, и мы раз за разом повторяли этот ритуал выходного дня на протяжении целого года. Как известно, всему приходит конец. В одно мгновение для меня потухли все сказочные города, увиденные за этот год, словно бы их и не было никогда, дни превратились в череду разочарований и обид на весь свет. Первый день осени и последний день, который мы провели вместе, не отличался практически ничем от остальных совместных с ней дней, кроме того, что она больше молчала и слушала меня, чем сама, в своём обычном стиле, что-то оживлённо рассказывала забавно, жестикулируя при этом руками. В тот день я не обратил на это особого внимания, а на следующий было уже поздно. Она не пришла на вечерние занятия, что было из ряда вон выходящим событием и заставило меня заволноваться. После курсов я звонил ей, наверное, раз сто, но каждый звонок уходил без ответа. К тому моменту, как я добрался до её дома, была уже глубокая ночь, но я всё ещё не хотел признавать очевидного: Роксаны больше не было на планете. Остановившись перед дверью её крохотной квартирки, я долго смотрел на входной экран и никак не мог понять, что там было написано. Я читал и перечитывал раз за разом, словно вечность прошла за это время. На табличке светилась надпись — «Жилец под номером R926 отправлен на 79 колонию-поселение по предписанию комиссии по перенаселению». Она ушла, ничего мне не сказав. К концу двадцать первого века, население Земли превысило все разумные пределы. Созрела проблема перенаселения и была создана международная комиссия, целью которой являлось регулирование численности людей на планете. К счастью, наука не стояла на месте и достигла определённых высот во многих областях, можно сказать, что светлые умы уже заранее подготавливались к подобному исходу. Так на свет появился, как его именуют в простонародье, «почти вечный двигатель», который стал сердцем огромных куполообразных колоний, долгие годы собиравшихся, словно конструктор «Лего», из различных металлоконструкций на орбите планеты. По началу колонии представляли собой небольшие станции, самодостаточные автономные островки жизни, вмещающие в себя около полумиллиона колонистов. Постепенно маленькие колонии отдалялись от родительского лона, сходясь в группы островов соседей, вместе держащих путь в глубины космоса и, со временем, благодаря блочной структуре, сливались в один большой материк под одним куполом, который навеки становился их голубым небом с белоснежными облаками, как бы это печально ни звучало. Расширяющиеся колонии могли вместить в себя намного большее количество людей, что позволяло довольно-таки часто отправлять к ним новых жильцов. «Корабли-матки», под завязку забитые криогенными капсулами с людьми, навсегда прощавшимися с родным миром, уходили с Земли несколько раз в двадцать лет. Никто никогда не считал эти периоды расставания, да и говорить об этом не было принято, а молодое поколение и вовсе воспринимало это как что-то само собой разумеющееся, и потому до определённого момента не осознавало, что когда-нибудь придётся проститься с прежней жизнью, с друзьями и родными. Система просто выбирала человека и отправляла куда подальше, без всяких скидок, ты должен был оставить всё, включая свою одежду. Все, кто уходил с Земли, больше никогда не возвращались обратно. Никаких визитов и путёвок на Чёрное море, этот билет был в один конец, планета становилась для них карантинной зоной. Где-то через полгода после этого события, возвращаясь домой с уже опостылевших практических занятий, я обнаружил на доске объявлений перед входом в своё общежитие сообщение о том, что меня выселяют и дают пинка под зад к ближайшей колонии. Я долго не решался смотреть на номер, втайне надеясь на то, что там будет цифра, которую я ненавидел последние несколько месяцев жизни, а теперь, проклиная себя, молил о её появлении. Но — не судьба, восьмидесятая колония. Всего на одну цифру ниже и мне бы досталось «золото», а так — это всего лишь утекшая сквозь пальцы ртуть. На следующий день, собрав с собой всего себя, я отправился в буферную зону нашего округа. Там специально обученные люди раздели меня догола, проверили все отверстия, сделали пару безболезненных уколов, пару клизм, заменили подкожный идентификационный чип, что-то вроде смены гражданства, по крайней мере, они мне так объяснили, и уложили в гроб. Что было дальше, я уже не помню, подействовали препараты. Знаю только, что обычно контейнеры с людьми держали какое-то время в специально отведённых хранилищах под землёй и, до тех пор, пока проходила подготовка корабля, этот некрополь забивался до отказа. Возвращение к жизни оказалось, возможно, наихудшим моментом в моём существовании, когда меня вытащили из капсулы, я чувствовал себя подопытным кроликом, медперсонал щупал и рассматривал меня в мельчайших подробностях. Это была не совсем обычная проверка. Всё дело в том, что меня «передержали» в криогенном сне на семь лет больше положенного срока и, по сути, я должен был стать всего лишь замороженным протеиновым батончиком. Как человек далёкий от науки, я достаточно серьёзно воспринимал слова медиков о том, что я чудом избежал смерти. Причину, по которой я чуть не стал просроченным товаром, мне так и не сообщили, но меня это не особо волновало, главное — что я был жив и меня тошнило после еды всего неделю, поэтому кормёжка происходила в основном при помощи роботизированных нянек через трубки в венах. Все дни, что я проводил в восстановительном центре, меня никуда не выпускали и, по большей части, я продолжал делать то, что делал на пути в колонию: спал и спал, изредка просыпаясь для прохождения различных процедур. Лишь однажды, маясь от совершенного и непроходимого безделья, я совершил вылазку за пределы своей палаты. В долгие часы сна без сновидений я часто просыпался от различных шумов внутри центра, которые, путешествуя по воздуховодам, неизбежно проникали ко мне в палату. Все эти скрипы, скрежеты и прочие механические шумы доставляли мне много неудобств. Мне захотелось прогуляться и заодно найти источник раздражения. По большей части крыло, в котором меня расположили, было пустынным местом, основную работу выполняли машины, а медперсонал лишь изредка проверял техническое состояние аппаратуры, так что мою самоволку вряд ли бы кто заметил, по крайней мере, не сразу. Я совершенно не имел ни малейшего понятия, в какой стороне что находится, к тому же, все коридоры были абсолютно одинаковые на вид. Единственными ориентирами в этих лабиринтах были разноцветные полоски на стенах, но без единой надписи, так что узнать какая полоса куда ведёт не представлялось возможным. Однако, чем дальше я уходил совершенно наугад, вглубь, тем больше окружающая меня обстановка старилась на глазах. Стены становились обшарпанными, цветные полоски и вовсе сливались в одно сырое пятно, кое-где из отсутствующих секций в потолке свисала проводка, через эти дыры можно было спокойно разглядеть облепленные паутиной перекрытия, уходящие куда-то ввысь. Пауки. Уж не знаю почему, но меня с возрастом бросает от них в дрожь, а если тут есть паутина, то и они тоже где-то близко, так что я старался обходить эти места. Не ровен час, что-нибудь может свалиться мне на голову, и я не уверен, что в этом случае смогу держать себя в руках. Если на крик сбежится персонал, то будет очень стыдно. Это место действительно выглядело заброшенным, когда я обнаружил в конце одного из коридоров лестничную площадку и начал спускаться вниз, то оказалось, что большинство пролётов были попросту обесточены, а кое-где с освещением были неполадки, тусклый свет то вспыхивал, то гас. Я шел наощупь, крепко вцепившись в перила, решив во что бы то ни стало узнать что там в самом низу. Когда же я всё-таки выполнил поставленную задачу, оказавшись на последнем этаже, с меня уже текло как после прогулки под дождём, солёный пот заливал глаза, и широко открытый из-за одышки рот, со стороны, думаю, я больше походил на выброшенную жестокой волной на песчаный берег рыбину (непонятно, то ли ей воздуха не хватает, то ли воды). Передо мной была литая металлическая дверь с табличкой «Только для технического персонала», естественно, меня это не остановило. Осторожно, стараясь не шуметь, я чуть приоткрыл дверь и заглянул внутрь. В хорошо освещённом помещении всюду, насколько хватало глаз, были свалены кучи криогенных капсул, и так как поблизости никого не было, я распахнул дверь и беспрепятственно проник внутрь. Поначалу мне показалось, что капсулы пусты и тут просто своеобразный склад, но, пройдясь по нескольким рядам сваленных как попало капсул, я понял, что это настоящее кладбище. От этой страшной находки у меня встали дыбом волосы на всём теле, некоторые капсулы действительно были пусты, но они были свалены в отдельную небольшую кучу, в остальных же всё ещё находились тела. Внутренние системы саркофагов по-прежнему функционировали, но их хозяева совершенно определённо были мертвы, так что техника просто не давала телам портиться. При прикосновении к прозрачной крышке саркофага внутри загорался свет, а на мониторе у основания показывались различные медицинские данные, пункт назначения и прочая информация. Думается мне, что история о том, что я чудом выжил, пролежавши замороженным сверх нормы, связана с этим местом. Однако эта ниточка поднимала со дна ещё больше вопросов. Например, как так получилось, что в пунктах назначения на некоторых капсулах указаны номера других колоний. Как эти люди могли оказаться тут и почему их вовремя не разбудили? Вряд ли я кого-либо мог спросить об этом напрямую. Здешний персонал был весьма немногословен, да и лучше не лезть не в своё дело. А как я погляжу, дела тут обстоят настолько скверно, что подобные вопросы, скорее всего, могут обеспечить мне неприятности. Так что я решил убраться из этого места и забыть об увиденном. По крайней мере я теперь точно знал, что за шум беспокоил меня время от времени. Когда я уже собирался преодолеть сотни ступенек и вернутся к себе в палату, часть стены в дальнем углу раскрыла свой зев и где-то над головой послышался кастрюльный звон, через мгновение зев выплюнул очередную капсулу. Саркофаг упал на верхушку кучи и скатился по ней вниз, проскользив по гладкой поверхности пола до моих ног, а потом он открылся. Видимо, во время падения запорный механизм повредился, и позволил мне хорошо разглядеть лежащее внутри женское тело и, так как я понимал, что рвотный рефлекс неизбежен, а тошнить мне совсем нечем, то поспешно ретировался. Весь обратный путь желудок то и дело пытался покинуть моё тело, ощущения не из приятных, так что когда я из последних сил завалился на свою койку и подключил ранее отсоединённые трубки, система жизнеобеспечения определила эти рвотные возмущения и, впрыснув в кровь успокоительное, отправила меня в безмятежный сон. По прошествии нескольких недель, забыв о своём недавнем приключении, раздобрев и порозовев, ровно в восемь вечера по земному времяисчислению я оказался на улице в простой одежде и с нехитрой поклажей за спиной. Правда, назвать это улицей было сложно, со стороны, возможно, и казалось, что это обычный земной город но, при ближайшем рассмотрении, куда ни кинь взгляд — всюду метал. Конечно, он был со всевозможным покрытием, но искусственность сразу же бросалась в глаза, как и полное отсутствие растительности. Неуверенно передвигая ноги по прорезиненной поверхности пешеходной зоны, я с удивлением рассматривал проезжающие мимо машины, которые, словно бабочки, парили над поверхностью дороги. Машины на магнитной подушке были редкостью на Земле, но колония диктовала свои правила, тут они являлись необходимостью, как, впрочем, и то, что заменяло собой небо. Об этой особенности мне раньше не было известно, но сей сюрприз был приятным дополнением вечера моей новой жизни. От края до края купола простиралось (как я впоследствии узнал) проекция Млечного Пути. Совсем не чета тому, что можно было бы увидеть с поверхности планеты, картинка чёткая и такая живая, словно находилась на расстоянии вытянутой руки. Хотя, кто знает, я не так уж и часто путешествовал, чтобы быть в этом уверенным. Засматриваясь на это чудо, я постоянно сталкивался с прохожими, которые относились к этим столкновением с пониманием и улыбками, видя мою робу «неофита». Прошлявшись по городу несколько часов кряду, я, как человек, в последнее время выворачивающийся наизнанку от еды, решил испытать судьбу и заглянул в первую попавшуюся на пути забегаловку. Где бы ни обосновалось человечество во вселенной, у него всегда получается превратить своё место пребывания в точную копию Земного балагана. Запах внутри был достаточно специфичен: аромат молодой сирени, смешанный со стойким запахом жаренных луковых колечек. Пока я искал себе место где бы присесть, проталкиваясь в толпе полураздетых девиц с подносами и людей, похожих на бездомных, скажу честно — меня тошнило от этого запаха, но одновременно с этим неприятным моментом, слюнные железы активно занимались своей нехитрой работой, создавая пенящееся и вязкое озеро слюны. Усевшись в дальнем углу за пустым столиком, я терпеливо ждал официантку. Долго ожидать не пришлось, но за это время в желудке начался настоящий голодный бунт, казалось, будто он решил в одно мгновение переварить сам себя, что весьма болезненно отражалось на моих ощущениях. Подошедшая официантка вначале взглянула на моё, выражающее все муки мира, лицо, и, улыбнувшись, протянула меню, когда я, уже в совершенном помешательстве от голода, собирался схватить его, её рука остановилась на полпути. Я взглянул на неё и увидел, что глаза девушки прикованы к моей одежде, а на лице читалась какая-то внутренняя борьба. Положив под мышку папку с меню, девушка, громко фыркнув, ничего не сказав, поспешно удалилась. А я так и остался сидеть с протянутой рукой, слюна уже начала прорываться наружу, когда она всё же вернулась, приведя с собой необъятную тушу в засаленном кухонном фартуке. — Это он? — спросила туша глубоким басом. Кивнув в ответ, официантка подошла ко мне и резко схватила за запястье правой руки. Я удивлённо, не пытаясь даже сопротивляться, молча наблюдал, как девушка достала из-под подола короткого платьица ручной идентификатор личности, незнамо как там уместившийся, и провела им по месту вживления чипа в моей руке. Посмотрев на высветившиеся данные, она показала их туше, которая, в свою очередь, сказав, что тут у них не благотворительная организация и в кредит никого обслуживать они не собираются, подняла меня за шиворот и, несмотря на мои попытки воспрепятствовать этому, потащила к выходу, а потом я оказался на земле или на том, что её заменяло, не важно, меня просто грубо вышвырнули под ноги прохожим. Резко вскочив на ноги, я решил разобраться в этой ситуации и уже было двинулся обратно внутрь, собираясь устроить скандал, но в тот момент меня кто-то схватил за плечо и развернул на месте. Ещё не увидев человека, мозг мгновенно представил очередного бугая, замахивающегося на меня титанических размеров кулаком, заставив колени рефлекторно согнутся, уводя лицо от выдуманного удара. — Что это с тобой? — спросил щуплый светловолосый парень, стоящий передо мной. На нём была серая безрукавка и варёные джинсы, опоясанные каким-то ремнём супергероя. Волосы на его голове представляли собой застывший взрыв осколочной мины, начинённой гвоздями. Простое лицо с необычной глубины зелёными глазами, смотрело на меня с большим интересом, а губы растянулись в какой-то ехидной улыбке. Определившись с тем, что этот субъект не представляет для меня видимой опасности, я выпрямился и ответил: — Совсем ничего, просто ноги с голоду подкосило, я тут как раз собирался немного перекусить, но меня беспричинно выпроводили, так что я собираюсь вернуться туда и разобраться с этим. А теперь, извини. Сказав это, я вновь повернулся лицом ко входу и уже собирался сделать первый шаг на пути к праведному гневу, как парень снова развернул меня на месте, словно игрушечный волчок. — Нет смысла туда возвращаться, ты всё равно не можешь позволить себе и стакана воды в этой тошниловке, — сказал он, видя застывший на моём лице вопрос. — Не думаю, что цены тут настолько отличаются от земных, приятель, — сказал я, шутливо махнув рукой, однако про себя подумал: «Неужели всё же отличаются?» Проведя по волосам пятернёй, парень сказал: — Пойдём, я тебе кое-что покажу, — и, немного пройдя вдоль стены здания, завернул за угол. Недолго думая, я последовал за ним. Возвращаться в забегаловку уже как-то совсем не хотелось. Парень ожидал меня неподалёку, прислонившись к прямоугольному терминалу по выдаче кредитов, частично вмонтированному в стену. — Давай, проверь свой счёт, — сказал он, кивнув на терминал. Приложив запястье к выемке на лотке, я, затаив дыхание, дожидался вывода кредитной информации на маленьком электронном табло терминала. Спикер внутри машины проиграл нехитрую мелодию и на табло высветился окончательный и бесповоротный ноль. Не поверив своим глазам, я попробовал снова — результат был тот же. Я удивлённо посмотрел на стоящего рядом парня, который старательно, но не совсем удачно, скрывал пробиравший его изнутри смех. Его лицо на глазах превращалось в томат, щёки, заливаясь всеми оттенками красного, надулись, губы плотно сжимались, а глаза начали слезиться от напряжения. В конце концов он не выдержал и взорвался диким гомерическим хохотом, согнувшись и держась за живот обеими руками, в меня тем временем полетело его несвежее дыхание и брызги слюны. Проведя ладонью по лицу, я терпеливо дожидался окончания этой внезапной истерики, но в какой-то момент его смех показался мне достаточно заразительным, и я невольно его подхватил. Не успел я опомниться, как оказалось, что мы с ним по-приятельски хлопая друг друга по плечам, весело шагаем в неизвестном направлении, звонко заливаясь нездоровым смехом, иногда делая короткие остановки в моменты особых внутренних недержаний. Не помню, когда ещё в жизни мне приходилось так долго и обильно смеяться без видимой причины. Кода мышцы живота уже начали постепенно превращаться в кубики атлетического торса, я остановился, вытирая выступившие на глазах слёзы, так как за этой пеленой невозможно было разобрать перед собой дороги. Не прекращая смеяться, я попытался спросить парня: — П.. п.. по.. почему мы смеёмся? На что в ответ мне пришло лишь нечто нечленораздельное. И пока он собирался с силами, пытаясь выдавить из себя слова, я постепенно успокоился и начал замечать, как проходящие мимо люди старательно обходят нас стороной. В конце концов, смех моего нового приятеля тоже сошёл на нет, разогнувшись и утерев тыльной стороной ладони пот со лба, будто выступивший в результате тяжело проведённой работы, он глубоко вздохнул и снова провёл рукой по волосам, а потом произнёс ослабевшим голосом: — Извини, я не мог сдержаться, твоё лицо выглядело таким смешным в тот момент, когда ты понял, что тебя обчистили. У вас у всех такие лица. — Обчистили? О чём ты? У кого у нас? — в тот момент я совершено не понимал, о чём он говорит и всё никак не мог выкинуть из головы мысль о том, что терминал просто-напросто был неисправен. — У тех, кого выводят из анабиоза в последнее время, — ответил он, почесав затылок. — А что с ними не так? — спросил я неуверенно. На что он ответил: «Ты же голоден? Пойдём сначала поедим, а то я потратил слишком много каллорий на тебя». — Кстати, Марк, — представился он, протягивая мне ладонь. — Твен, — представился я в ответ, предварительно прочистив горло, и пожал ему руку. Вот так я познакомился со своим первым другом в этой забытой богом колонии, узнал о том, как люди, подготавливающие капсулы с анабиотиками, под видом обновления идентификационного чипа обкрадывают переселенцев и стал бездомным. Оставшись без средств к существованию, в течение последующего года я пытался встать на ноги. Местное правительство к таким беженцам относилось с пониманием, давало работу и в последствии обеспечивало жильём, но на пути к этому приходилось проходить бюрократическую пытку, — словом, как и везде, где бы ни был человек. Дорога к благоустройству тянулась чередой разочаровывающих моментов. Например, в первые полгода мне пришлось работать чистильщиком плевательниц. Нет, действие происходило не на диком западе конца девятнадцатого века, дело в том, что большая часть жизни в колонии проходила под лозунгом «Выделения твоего тела — бесценный материал». И действительно, практически всё продукты жизнедеятельности человеческого организма пускались в ход на производство переработанного диетического пайка, одежды и, конечно, воды. В каждом жилом помещении, как и должно, существовали ванная и туалет, данный санузел был соединён ветвистой сетью коммуникаций с каким-то общим центром, собирающим и сортирующим отходы. Собиралось буквально всё: от выпадающих волос с причинного места, до кишечных газов. Представьте себе мир, в котором вам приходится носить на себе то, что недавно было вашим обедом, вышедшим в последствии естественным путём. Мир, в котором история о том, как один молодой человек случайно проглотил во время еды обручальное кольцо, которое собирался подарить своей девушке и впоследствии обнаруженное той самой девушкой во время совместного ужина в ресторане, когда та грызла отборное говяжье рёбрышко, считается романтичной. Так же как и предложение: «Эгей, я вчера навалил неплохую кучу, пойдём перекусим, хочу посмотреть во что она превратилась сегодня», — считалось приглашением на изысканный перекус в ближайшем кафе. Конечно, не вся еда была переработанной, но это уже отдельная история, те кто мог ею причащаться имели привилегированный статус, проще говоря, эти люди являлись более обеспеченной прослойкой общества. Возвращаясь к теме плевательниц, хочу сказать, что свою работу я выполнял усердно и был ответственен, как говорил мне в детстве дед: «Внук, любая работа облагораживает человека, даже если тебе придётся вычищать дерьмо в свинарнике, гордись этим и всегда ходи с высоко поднятой головой». Без плевательниц не обходилось ни одно общественное место, практически возле каждого строения стоял этот замечательный аппарат, представлял он из себя небольшой металлический столб, установленный на высоте ног, в основании имелась дырка, в которую следовало плевать, если вдруг приспичит, так же над столбом висела голографическая надпись: «Ты плюёшь в своё будущее, будь сознательным, плюй сюда!». Естественно, большая часть верблюдов промахивалась, эти промахи и являлись моей работой. Каждый день, вставая на работу, я завтракал переработанной сосиской, запивая вполне себе сносным переработанным кофе, натягивал переработанные шорты и кофту, садился на любезно предоставленный гильдией чистильщиков плевательниц велосипед и несколько часов наматывал круги на отведённом мне участке, подчищая промахи. Иногда, запыхавшись, садился около очередной плевательницы, смотрел на Млечный Путь над головой, и думал: «Вселенная, ты так прекрасна и сказочно таинственна, человеку стоило бы разгадывать твои загадки, а он висит в космосе на огромном стальном материке, и полирует обслюнявленные шесты. Где справедливость?». Стоит заметить, что эти велосипедные выезды благотворно влияли на мускулатуру ног, мне всегда хотелось иметь действительно накачанный зад, чтобы при любом удобном случае можно было бы засветить игру ягодиц перед местными девчонками. Собственно, это и помогло мне в дальнейшем на новом месте работы. Я стал стриптизёром в баре, посещаемом исключительно одинокими дамами не первой свежести. Работа была не пыльная и имела свой особенный шарм, щедрые чаевые делали каждое моё выступление на сцене настоящим праздником, после которого я продолжал праздновать уже в баре, напиваясь вусмерть. Всё это время рядом со мной был мой верны товарищ — Марк. Мы вместе работали чистильщиками, и, благодаря его связям, смогли пробиться в «актёрскую среду». Если бы не эти связи, жесткая конкуренция в этой сфере обслуживания задавила бы нас в мгновение ока. Вспоминая тот судьбоносный день, я думаю, что с ним было что-то не так. В один из выходных мы с Марком разжились дармовыми билетами в театр на популярную, в среде ценителей современного искусства, постановку «Космогонический вопрошатель». Чем дольше я тут жил, тем больше меня удивляло это место. Оказывается, сам театр находился над куполом, точнее — размещался на нём словно присосавшаяся разжиревшая пиявка. Когда Марк рассказал мне о способе, с помощью которого люди туда попадают, я сначала не поверил, ведь на Земле, даже в наше прогрессивное время это считалось фантастикой. Технология, позволяющая человеку мгновенно перемещаться в пространстве, действительно существовала в колонии, ума не приложу как они тут этого добились, но это работало, хоть и с небольшими нюансами. Входя в треугольное помещение телепорта, человек раздевался догола, складывая свою одежду и прочие вещи в специальный ящик, по каким-то причинам в одежде перемещаться было нельзя, но сама одежда, отдельно от хозяина, свободно перемещалась вслед за ним при помощи этого ящика, который все называли телепортом для трусов. Сам же человек после оголения должен был принять определённую позу, без которой машина отказывалась работать. В помещении кроме ящика в самом центре находился оранжевый столб, на котором нужно было повиснуть, обхватив его ногами и руками, после чего происходило мгновенное перемещение. Так же, телепортация работала исключительно вертикально, всегда вверх или вниз, но никогда по-горизонтали, так что технология была ещё не совершенна, но это меня тогда мало волновало, ведь я, будучи совершенно голым, обнимал оранжевый фаллический символ. После телепортации всё тело оказывалось покрыто какой-то склизкой бесцветной массой, так что руки соскальзывали с принимающего столба и ты шлёпался задом на пол. А уже после этого в помещение нагонялся водяной пар, настолько плотный, что его можно было пить, не прилагая усилий, за паром следовала мгновенная просушка горячим воздухом, полностью убирающим с тебя эти непонятные выделения. Места нам достались хорошие, в первых рядах, мы сидели там как настоящие интеллигенты, во взятых на прокат фраках и с лицами, выражающими неприкрытый интеллект. Мы были готовы к впитыванию высокого искусства. К слову сказать, это было в первый раз, когда я находился в таком месте, как в прочем и Марк. Нам казалось, что этот день повысит наш статус в обществе и мы сможем познакомиться с какими-нибудь зажиточными дамочками, завлекая их светскими беседами и мускулистыми ягодицами. Представление шло в два акта. Читать программку нам казалось утомительным и мы решили сделать себе сюрприз. В первом акте всюду в зале потушили свет, оставив подсвеченной лишь сцену с алыми кулисами, которые, кстати, оказались голографическими. Потолок над нашими головами со скрипом съехал в сторону, оказалось, что для этого представления необходимы естественные декорации, коими являлись звёзды за прозрачным куполом. Заиграл орган, кулисы потухли, растворившись в воздухе, яркий прожектор выстрелил лучом в левый крайний угол сцены. Яркий круг света выудил из темноты обнаженный торс актёра, всё остальное было скрыто за границей горизонта событий этого яркого пятна в пространстве. Примерно минут пятнадцать эта половина человека неспешно ходила по сцене, сопровождаемая тягучей мелодией органа. Был ещё какой то звук, словно актёр тащил что-то за собой по сцене, но увидеть, что именно — не было возможным. Впрочем, интрига разрешилась во втором акте. Актёр остановился посреди сцены и неистово завопил, в этот момент луч прожектора расширил свои границы, и зрители увидели, что человек совершенно обнажен, а к его гениталиям привязана здоровенная металлическая гиря. Такого поворота мы с приятелем совсем не ждали, даже начали оглядываться по сторонам на остальных зрителей, но видя, что все находятся в процессе интеллектуального созерцания, тоже успокоились. Вот мужчина снова закричал и широко расставил ноги, словно собирался встать на шпагат, одну руку он поставил на пояс, а вторую приложил к сердцу, как я заметил, его лицо выражало весьма хорошо сыгранное мученическое выражение. Через мгновение актёр начал выразительно декларировать нечто: — Я — маньяк из прошлого и будущего. Тысячелетиями я блуждаю во тьме вселенной, вижу и слышу всё. Пространство и время втекает в меня и вытекает, так, словно я — решето. Этот процесс бесконечен, его нельзя ни остановить, ни замедлить. Человеческому разуму не постичь это. И лишь безумец один раз в своей жизни может прикоснуться к этой вселенской тайне. Будет это в момент его смерти — перед последним вздохом. Блуждая по бесконечности сквозь измерения, я часто слышу голоса людей, обращённые к вселенной, они стремятся быть услышанными. Их множество и объединяет их одно — страх перед одиночеством. Если бы они только знали друг о друге...... Я миг прозрения им мог бы подарить. Вот только есть одно условие у меня: Скрыто имя моё в глубинах мироздания, Но тот, кто чист душой и телом, Пройдя по лезвию рассвета, Купаясь в солнечном потоке, Безумной страсти неуёмной, Местами дерзко обнаженной, Там встанешь у перекрестия дорог, Ведущих в чьи-то сны о лете. Тот мир весь соткан из мечты. Попасть туда хотел бы каждый, Но время сгубит все мечты, Поставит всех вас на колени. Но кто-то сможет удержаться, По перекрестию дорог пройдя, Он град увидит столь великий, Что не забудет никогда его величия неземного: Шпили его алмазных крыш Дороги золотом покрытые... Там есть ответ, В тех дебрях грёз Ответь же, кто я ? Навзрыд прокричав последние слова, актёр хлопнул в ладоши и представление закончилось, орган перестал завывать, прожектор угас, а через мгновение в зале включили освещение, являя публике гения сцены, который, раскланиваясь под бурные овации, исчез за голографическим занавесом. Возвращаясь в мир простолюдинов, прикупив по дороге по банке пива, мы решили, что весьма далеки от высокого искусства и впоследствии никогда больше не переступали порога подобных заведений. Марк в тот день изрядно набрался и мне пришлось тащить его до квартиры, выслушивая яркие приливы пьяных откровений, хотя, по большей части, его всё же рвало. К тому моменту как я дотащил его до дома, он немного протрезвел и, прощаясь, сказал: — Мужик, обещаю, завтра у нас будет отличная работа, с ней мы сможем позволить себе кучу баб. Что же, насчёт работы он не обманул, но, как оказалось, эта куча баб имела приставку «престарелые» и звучало это уже не так вдохновляюще. — Зато у этих кошёлок куча бабок, — сказал Марк, когда мы в первый рабочий день, готовясь к выступлению в гримёрке, натирали себе ягодицы маслом. И этот аргумент в сознании, конечно, являлся решающим, иначе какого лешего мы тут, чёрт возьми, творим?! Выступление проходило достаточно тяжело, все новички выходили на круглую сцену группами и называлось это приветственной вечеринкой. В такой день билеты продавались со скидкой, так что вся площадь заведения, насколько хватало глаз, представляла собой живой ковёр из мумифицированных тел клиенток. Мы были словно ягнята в загоне, окруженные толпой голодных хищников, готовых наброситься в любой момент и без жертв не обошлось. Натягивая стринги, я боролся с искушением сбежать из этого места подальше, так как уже заранее заглянул на сцену из-за занавесей и увиденное там меня напугало. В нашей волне было ещё четверо парней, достаточно крепкие на вид, они не выдавали своего беспокойства по поводу дебюта, но было хорошо видно, как по их телам струится нервный пот. Марк, тем временем, успокаивал себя усердным счётом до трёх, умудряясь при этом сбиваться, чертыхаясь, взъерошивая себе шевелюру и разминая шею так, будто готовился к боксёрскому поединку. Когда мы выбежали на сцену под зажигательные ритмы, толпа приветственно взревела, а нам в эту минуту показалось, что со всех сторон слышится львиный рык. Собственно, на мгновение после этого мы скучковались в середине сцены, прижимаясь друг к другу, словно испуганные кролики, но это имело свой неприятный эффект. Женщины, видя как толпа парней с лоснящимися от масла телами в одних трусах жмётся друг к другу, пришла в неистовство. В отличие от хорошо освещённой сцены, в самом зале свет был приглушен и мы по началу не заметили, что с одного края к нашей группе тянутся, извиваясь словно змеи, наманикюренные пальцы. Пальцы схватили парня, который стоял ближе всех к краю за ноги и, повалив на живот, утащили вопящего в сумрак зала. Видя, как скорбно смотрят на меня глаза жертвы, неумолимо тонущей в море когтистых рук, я уже решился кинуться ему на помощь, но Марк меня остановил со словами: — Остановись, ему уже не помочь, нам нужно о себе беспокоиться, нельзя чтобы эти чудовища почуяли наш страх, нам нужно танцевать, срочно! Все оставшиеся в живых были с этим согласны и, набравшись мужества, пустились в пляс, пытаясь попадать в такт музыке, но так как никто на самом деле танцевать не умел, со стороны это, скорее всего, походило на «Танец маленьких утят», который публика приняла достаточно тепло. Иногда были моменты, когда тебя хватали за ягодицы и тёрлись о них морщинистыми лицами, иногда, вкупе с морщинами, можно было почувствовать что-то колючее, сильно напоминающее щетину. Оставалось только молиться о том, что это всего лишь усатые престарелые женщины, а не усатые престарелые трансвеститы. В любом случае, долго мучиться не пришлось, так как отведённое нам время заканчивалось, а на подходе была ещё одна группа на заклание. Когда мы вернулись в гримёрку, сопровождаемые охраной, вооруженной электро-дубинками, которая отгоняла от нас визжащих мумий, никто не разговаривал и все прятали друг от друга лица. Лишь изредка можно было услышать всхлипы в том углу, где расположился один из самых здоровых и мускулистых наших товарищей, толпа поглотила его друга. Сам не знаю почему, но я в это время, спокойно усевшись на лавку, стоящую возле стены, придавался воспоминаниям. Я вспоминал аппетитные формы Роксаны, какой же нежной была её кожа, каждый раз, когда моя рука касалась её бёдер, я чувствовал ладонью шелк высочайшего качества, каждый изгиб её тела был произведением искусства, которое я искренне любил, лелеял и потреблял в неограниченных количествах. Но всё закончилось и, честно говоря, иногда мне казалось, что жизнь без неё не имеет смысла, все надежды на светлое будущее смылись в один большой космический унитаз. Удивительно, но время подобную печальную историю превращает в фарс и ты всё меньше думаешь о том, как всё могло сложиться, повернись судьба к тебе иным, может быть не столь привлекательном, но всё же достаточно удачным местом. В тот вечер мы с Марком снова изрядно надрались и он вновь превысил свой лимит, но так как в этот раз мы имели на руках поcле выступления достаточную сумму денег, то смогли позволить себе выворачиваться на изнанку в удобном такси. Что же, вернёмся к моему утру пять лет спустя. Я всё ещё одинок и всё ещё развлекаю на сцене старых дев, но зато теперь могу позволить себе просторную квартиру. К слову, раньше мы с Марком жили вместе в доме его родителей, и это, мягко говоря, было похоже на дурдом, так как кроме отца и матери с нами жили два его младших брата и сестра, которая в виду своего переходного возраста превращала моё проживание там в сущий ад. Её неистовая любовь переломала мне немало рёбер и залила меня не одним потоком горючих слёзных признаний. Как же я рад, что всё это уже позади. Жизнь идёт чередой неспешных дней, и всё в порядке. Ах да, у меня заслуженный отпуск. Уже неделю всё, что я делаю — это валяюсь в кровати, заказываю еду на дом, по ночам вижу жуткие сны и лишь изредка показываюсь за пределами своих четырёх стен, выходя на утреннюю пробежку, призванную держать тело, которым я зарабатываю на жизнь, в тонусе. Вчера был забавный случай: в середине дня начал названивать стационарный интерком, я не принимал звонки, так как это вполне мог быть мой работодатель и уже не первый отпуск мог скатиться по наклонной. Но, в конце концов, любопытство пересилило чувство самосохранения и я ответил. Как оказалось, это было всего лишь письмо, причём, высланное с пометкой «до востребования». Без обратного адреса и каких-либо иных опознавательных сигнатур. В письме содержалось сообщение следующего порядка: «Если ты хочешь встретить свою судьбу, то завтра ровно в девятнадцать тридцать будь на углу 146 здания в девятом округе, приходи один, почисти зубы и приведи себя в порядок. На этом всё, удачи». Не сказать, что спам меня сильно доставал, но всё же фильтр был постоянно включен и раз уж это письмо прошло, значит обладало какими то запредельными разрешениями, которые не могла себе позволить обычная рекламная рассылка. Как бы то ни было, я даже не собирался следовать этим странным инструкциям, разве что зубы всё же почистил и раз уж уже утро, значит, пришло время моей пробежки по кварталу. День прошел по жесткому расписанию: час бега, душ, еда на дом, диван и сериал по галовизору. По правде говоря, я пристрастился к интерактивному ТВ, это лучшее, что можно найти в минуты безделья. Сегодня как раз вышла новая семьсот сороковая серия «Межгалактического облегчителя». В этом сериале робот, собранный китайскими учёными из туалетной бумаги и наделённый разумом, путешествовал по вселенной на розовом фарфоровом унитазе, рекламировал средство от запора, спасая при этом иные формы жизни от затруднительных ситуаций. Современное телевидение такое многогранное, мне это определённо нравится. И всё же, знаете, дух авантюризма — такая странна штука: вроде лежишь себе спокойно на мягком диване, расслабляя члены и ничего тебе больше не надо, кроме тарелки с едой, но вдруг просыпается странное чувство, которое, вооружившись вилами, тычет ими тебе в зад, принуждая к действию. Сопротивляться этому невозможно и остаётся лишь повиноваться. Вот ты встаёшь с дивана с твёрдой уверенностью, что сейчас сделаешь что-то значительное и важное, а потом вновь с чистой совестью уляжешься обратно и набьёшь себе рот острыми куриными крылышками. Однако, чаще всего это приводит к разочарованию, так как, по сути, в колонии не так уж и много вещей, которые я бы мог сделать и при этом почувствовать себя значительным. В этот раз было так же. Вечерело, свет за окнами в это время автоматически приглушался, чтобы не нарушать земной цикл, к которому приучались даже те, кто впоследствии родился в этих стальных джунглях. Удобная задумка. Я и не думал, что искусственная гравитация и искусственная смена дня и ночи практически ничем не отличается от Земной, привыкать к этому не пришлось и адаптация прошла достаточно быстро. Так вот, призрак авантюризма нагрянул в тот момент, когда я выщипывал волоски из ноздрей, стоя в ванной перед зеркалом. Стоит заметить, что процесс этот весьма болезненный и те, кто проходил через это, не понаслышке знают, что как долго бы ты ни сдерживался, одну скупую слезу все равно пустишь, а потом ещё долго будешь ходить, морща нос, засовывать туда пальцы и вытирать влажные глаза. Как следует высморкавшись в нужное отверстие в раковине и отдав тем самым долг обществу, я почувствовал подступающий авантюризм. В следующую минуту, плотно обхватив ягодицами велосипедное седло, я уже нёсся сквозь этот млечный вечер в сторону девятого округа и, скажу вам, нет ничего лучше, чем встречные воздушные потоки, разбивающиеся об ваши выщипанные ноздри. Особое блаженство можно получить, если при этом ещё и задрать голову, что собственно я и не преминул сделать. В сочетании с мириадами самоцветов, сияющих над головой, этот процесс релаксации назальных проходов вызывал бурю эмоций в моём мозжечке. Педалируя в состоянии полнейшей нирваны, я проехал, должно быть, большую часть дороги по совершенно прямому участку, не встретив по пути ни малейшего препятствия. И если бы не весьма удачно подвернувшийся фонарный столб, эффектно врезавшийся в лицо, то, возможно, всё в тот вечер могло сложиться иначе. Видимо, мгновение полёта через переднее колесо, я совершенно не ощутил, так как всё ещё плавал в эфире эмоций. В момент удара перед моим взором родилась целая галактика разноцветных звёзд — чудное зрелище, которое могла омрачить лишь последовавшая за ним боль. Боль, словно гигантская чёрная дыра в мгновении ока всосала в себя все только что родившиеся звёзды, а меня выплюнула. Повалившись навзничь возле столба, я схватился за пульсирующий адской болью нос. Сломать его не сломал, но вся ладонь при ближайшем рассмотрении оказалась залита кровью. Кряхтя как старый дед, я встал на ноги и, пошатываясь, огляделся, совершенно не представляя в какой части девятого округа оказался и девятого ли. Странное дело, я всегда думал, что все улицы колонии похожи как близнецы, но, стоя посреди плохо освещенного перекрёстка, окруженного незнакомыми строениями без информационных табличек, понял, что в этом мире мне предстоит узнать ещё многое. Что дальше? Набежит толпа бомжей, затопчет меня ногами и ограбит? Решив не дожидаться участи заблудших и напрочь забыв про свой транспорт, я просто пошел вперёд, к той части улицы, которая, как мне показалось, была освещена лучше. Подойдя чуть ближе, я увидел с правой стороны дороги небольшое приземистое здание, фасад которого украшала огромная неоновая вывеска. Розовые до тошноты светящиеся трубки складывались в надпись «Паб «Сухой закон». Прежде чем я успел осмыслить прочитанное, меня окликнули откуда то со стороны. — Эй, парень, долго собираешься тут торчать? Давай заходи. Я посмотрел туда, откуда шел хрипловатый голос говорившего. Забавно, но то, что невдалеке от входа стоит некое подобие сторожевой будки, я не сразу понял, она сливалась с серостью стен здания. Из будки высовывалась чья-то голова, к которой я и обратился: — Извините, я просто хотел узнать в какой части округа нахожусь. Голова рассмеялась: — Неужели заблудился? — Так и есть, ни разу тут не бывал, — ответил я. Из будки показалась рука и почесала подбородок. — Заходи внутрь, там тебе помогут, — сказала голова, указав пальцем в сторону здания, и скрылась во тьме своего убежища. Недолго размышляя, я двинулся ко входу. Если это паб, то там по-любому должно быть какое-нибудь средство связи, да и я, в виду последних событий, не прочь опрокинуть парочку стаканов чего-нибудь горячительного. Автоматическая дверь на входе поспешно убралась с моего пути. За дверью царил какой-то болезненный полумрак и гнетущая тишина, но стоило мне только ступить за порог, как некий невидимый переключатель разогнал эту тоскливую темень и дал ход последующим событиям. Включился свет, заиграла музыка на ирландский лад, со всех сторон слышались голоса посетителей, звон кружек и смех. У меня аж дыхание перехватило от неожиданности, было такое ощущение, словно тебя окунули разом головой в бочку с водой. Несколько секунд я простоял в нерешительности, обдумывая свой следующий шаг. Правда, долго думать не пришлось, за спиной послышалось сопение гидравлики. Дверь впускала очередного посетителя и не успел я сдвинуться с места, чтобы пропустить входящего, как он опрокинул меня на пол, я вновь горячо поцеловал твёрдую поверхность. Романтика, да и только. В этот раз никаких звёзд не было, только всепоглощающая боль и временное помутнение. Через мгновение моё распластавшееся тело кто-то начал настойчиво теребить за ворот куртки. Ещё через мгновение я услышал испуганный женский голос. — Господи, простите меня, пожалуйста, тут было так темно, я вас не заметила, — причитала она. Окончательно придя в себя, я встал на четвереньки. На мозайчатую чёрно-белую поверхность пола из моего многострадального носа закапала кровь, устраивая на ней праздник жизни. — Вы в порядке? — спросил всё тот же испуганный голос. Сориентировавшись в плывущем туда-сюда пространстве, я повернул голову в сторону говорившего. И, должно быть, в этот момент моё лицо представляло собой кровавое месиво, так как стоящая возле меня на коленях девушка, прикрыв широко распахнувшийся рот ладонью, вновь запричитала. — Боже мой, боже мой, у вас кровь, простите меня, пожалуйста, я не специально, это случайно вышло. По дрожащему голосу и влажному блеску в глазах было видно, что она вот-вот расплачется. Прежде чем я успел что-то ей ответить, она начала рыться в миниатюрной сумочке, которая лежала рядом на полу. — Держите, — сказала она, выудив из глубин потустороннего мира белоснежный платок и буквально запихнув мне его в нос. Естественно, последствие этого тычка причинили мне боль и я что-то прорычал. Девушка тут же отдёрнула руку, а её и без того огромные глаза совсем округлились от отчаяния. — Я такая неуклюжая, — проговорила она сквозь всхлипывания. — Всё в порядке, — сказал я, встав на ноги. Одной рукой я прижимал платок к носу, а вторую протянул девушке, помогая подняться. — Правда? — спросила она, поднимаясь с колен, осторожно держась за мою руку. После того, как мы оба оказались в вертикальном положении, возникла некая весьма продолжительная пауза, во время которой наши руки не разомкнулись. Возможно, это длилось не больше секунды, но я, должно быть, успел разглядеть на её лице каждую еле заметную морщинку. Передо мной было весьма миленькое личико девушки лет двадцати — двадцати пяти, правильные черты лица, относительно большие карие глаза обрамляли пышные ресницы, так же там имелся аккуратный миниатюрный носик и такой же милый ротик под ним. Стыдно, что я не понял с первого взгляда то, что знаю это лицо, многолетние попытки восстановить в сознании её образ, искаженный временем, в момент забылись, картина стала чёткой. — Нужно посмотреть на грудь, чтобы быть полностью уверенным, — сказало моё внутреннее я. Будто бы услышав мои мысли, в этот момент девушка обворожительно улыбнулась, я уже готов был смутится, но рядом кто-то зычно рыгнул, испортив это чудное мгновение. Словно по команде, мы встали по стойке смирно, разомкнув «рукопожатие», и каждый начал отыгрывать свою роль. Я запрокинул голову, прижимая платок к носу, и жадно вдыхал ртом воздух, Роксана поправляла кофту и отряхивала колени. Это точно она, в мире не может быть двух настолько похожих людей, хотя сейчас она и выглядит чуть старше, но я совершенно уверен в своих глазах, сколько бы ни прошло времени, насколько бы сильно ни стёрся её образ из памяти, для любого человека хватит лишь одного взгляда. Скорее всего, она меня не узнала с такой-то разбитой физиономией. Не будет лишним сказать, что в этот момент я чувствовал себя достаточно потеряно, стило бы радоваться, но чувства были смешанными. Такой странный вечер. Возможно ли, что то письмо имело связь с этой встречей? Хотя, это столь важно, некоторые годами готовятся к таким встречам, пусть ради самоутешения, даже понимая маловероятность подобного случая, но я-то даже не готовился, а просто забыл. Будь что будет, решил я и, посмотрев на неё, сказал. — Послушай, не беспокойся об этом больше, я сам виноват, сейчас схожу в уборную, приведу себя в порядок, вернусь и куплю нам выпить. Никуда не уходи. Хорошо? — Хорошо, я буду прямо там, — сказала девушка смущённо и кивнула в сторону барной стойки. Отлично, теперь дело за малым, нужно только сунуть своё лицо под кран с холодной водой, сказал я себе и, спросив у бармена дорогу в заветную комнату, поспешил туда. Стоя возле зеркала, я долго не решался оценивать масштаб ущерба нанесённого моему лицу, но, как оказалось, всё было не настолько плохо, как можно было подумать. Небольшое покраснение в области переносицы, даже кровь уже перестала течь. Легко отделался, учитывая недавний двойной нокаут. Конечно, для верности я всё же погрузил лицо под ледяную струю, предварительно настроив приемлемую температуру. Прошло пять лет, я не сильно изменился, лицо в порядке, она узнает меня — вот что я думал, возвращаясь в зал. Однако, когда я подсел на стул рядом с ожидающей меня девушкой, та посмотрела на меня и лишь улыбнулась. Ладно, скоро до неё дойдёт, подумал я и улыбнулся в ответ. — Итак, что бы нам такого выпить? — спросил я, поглядев на список напитков, услужливо предоставленный барменом. Собственно, список открыл мне глаза на смысл названия этого заведения — там были одни сухие вина. — Поверить не могу, — сказал я вслух. — Какая нелепица в наше время, ведь сейчас без особых усилий можно синтезировать любой напиток, а они тут какую-то ненужную элитарность развели, разве это похоже на паб? Бармен, видимо, услышал мои слова и его протирание кружек полотенцем стало более ожесточённым. — Я раньше не пробовала вина, так что, наверное, любое подойдёт, — сказала Роксана неуверенно. — Отлично, тогда нам, пожалуйста, самое крепкое, на ваше усмотрение, — произнёс я, обращаясь к хмурому бармену. Тот фыркнул, на мгновение исчезнув из вида под стойкой, а потом вынырнул и поставил перед нами две здоровенные пивные кружки, наполненные красным вином. Я даже не знал смеяться мне или плакать, с этим местом явно было что-то не так. Хотя, оглядываясь вокруг, я не заметил ничего особенно странного, посетители, сидевшие за отдельными столами, энергично опрокидывали в себя точно такие же вёдра и, вроде, все были счастливы. — Ну и вкусы у здешних, — сказал я, усмехнувшись, и, подвинув к себе кружку, сделал небольшой глоток. Девушка последовала моему примеру. Так как кружка была достаточно тяжелой для неё, она её осторожно подняла, держа обеими руками, и, чуть пригубив, наморщилась. — Гадость, да? — спросил я её и вновь сделал глоток. — Не то слово, — сказала она, облизав губы и улыбнувшись в ответ. Да, действительно, Роксана, которую я знал, недолюбливала этот напиток. Однако, она сказала, что раньше даже и не пробовала, хотя я отлично помню, как однажды это случилось при мне. Я помню, потому что это был первый и последний раз, когда мне удалось уговорить её сходить со мной в ресторан. В то время мне почему-то казалось, что для парочек это обязательный ритуал, а её всё никак не получалось к этому склонить, постоянно упиралась, пока однажды я не выиграл у неё простой спор на желание. Победа была за мной, но вот только как она и говорила, когда я заводил ресторанную тему: — Ты меня голодом хочешь заморить? — Знаешь какими маленькими порциями там подают блюда? — А знаешь какие там при этом цены? — Не хочу, чтобы ты чувствовал себя нищим из-за того, что не смог достойно накормить свою девушку, ты же знаешь какой у меня аппетит, так что давай лучше купим лапши и поедим дома. После такой тирады я абсолютно забывал о своих аргументах в пользу этой затеи. А сейчас, сидя рядом со мной, она, похоже, из элементарной вежливости перед незнакомцем пыталась выпить всю кружку. Пока я витал в облаках воспоминаний, она уже успела её ополовинить, её щёки покрылись румянцем, а взгляд стал хитрым, как у лисы. Ах, этот её взгляд, я никогда не давал ей напиваться, так как в таком состоянии её действия становились непредсказуемыми. Она могла раздеться догола и носится по квартире, словно игривая кошка, и аргументировала она это тем, что ей жарко и скучно. Я, конечно, ничего против такого не имел, это было занятное зрелище, но вот только в квартире в такие минуты ей было явно тесно и она норовила выскочить на улицу, если не через дверь, то через балкон. Вполне можно представить градус накала страстей, творившийся в такие моменты. Однажды, побегав по комнате, посылая позитивные волны в пространстве своими выдающимися особенностями, она, расстроенная тем, что я не позволял ей выходить в таком виде куда бы то ни было, разбила мне об голову цветочный горшок и, пока я приходил в себя, попыталась вскрыть дверной замок. Видимо, это было достаточно утомительное занятие, так что, когда я её нашел, она уже спала на коврике под дверью. Когда же отоспалась, даже и не вспомнила что вытворяла, а по поводу шишки на затылке я сослался на то, что поскользнулся и сам упал головой об горшок, чем, естественно, её очень развеселил. Она расстраивалась, когда что-то подобное случалось, так что особо яркие проявления мистера Хайда я старался от неё скрывать. Надо же, похоже, только сейчас я начинаю понимать, что она была не такой уж идеальной, хотя, учитывая остальные её достоинства, с этим вполне можно смириться. Испытывать сейчас судьбу не стоило, так что я протянул руку и отодвинул кружку подальше от Роксаны. Она удивлённо посмотрела на меня, а я, не дав ей ничего сказать, сразу же спросил: — Роксана, неужели ты меня не помнишь? — Мы знакомы? Не помню, чтобы я называла своё имя, — спросила она как-то чересчур оживлённо. — Меня зовут Твен, это тебе ни о чём не говорит? — Не думаю, что знаю кого-то с таким именем, — ответила она, поникнув, и добавила. — Я не помню своего прошлого, всё, что было до прибытия в колонию, совершенно испарилось, врачи сказали, что у меня амнезия, вызванная осложнениями в результате длительного пребывания в криогенном сне. Так что нет, я тебя не узнаю, даже если мы были знакомы раньше. — Что же, это всё объясняет, — сказал я и решил залпом вылить в себя всё вино. Естественно, так просто всё в себя залить мне не удалось, так что я начал захлёбываться и проливать на себя. Потом поставил пустую кружку на стойку, вытер рукавом подбородок и посмотрел на девушку, которая, наблюдая моё фиаско, втихую хихикала. — Послушай меня, мисс Амнезия, я могу рассказать тебя небольшую часть из истории твоей жизни, так как являлся её непосредственным участником. Ты не занята этим вечером? — спросил я и протянул ей руку. Девушка пристально посмотрела на меня, а потом сказала, взяв меня за руку: — Предупреждаю, если ты какой-нибудь маньяк извращенец, то тебе не поздоровится. — Как скажешь, но ничего не обещаю, — ответил я улыбнувшись. — Пойдём? — Пойдём, — кивнула Роксана утвердительно. Мы вышли из паба держась за руки. Все вопросы, мучившие меня до этого, я оставил за спиной: каким образом Роксана, казавшаяся такой далёкой, на самом деле жила буквально бок о бок со мной, и это письмо незримого благодетеля. Теперь всё, что меня волновало, находилось рядом. Я взглянул на Млечный Путь над головой, наверное, лучшего места не найти для того, чтобы начать всё с начала. А что из этого выйдет, покажет время. |
||||
 |
 |
 |
|
|
Дизайн Elite Games V5 beta.18 EGM Elite Games Manager v5.17 02.05.2010 |
|
