Dra-Katt
 312 EGP
  
Репутация: 75
Сообщения: 503
Откуда: Эрценгель
Зарегистрирован: 31.10.2003
   |
|
(Подражание Кафке)
Вот человек. Он сидит, много думает и много пишет. Пишет самым разным образом:
- в окне текстового редактора "Bred2r";
- в блокноте на колене в обстановке полного хаоса;
- в тетради - на собраниях, совещаниях et cetera;
- на клочках бумаги - где угодно.
Из-за того, что он много пишет, он считает себя очень умным. "Как я умён!" - восклицает он каждый раз, когда ему в голову приходит новая мысль. Он сразу старается записать её и вынести на общий суд - а потом хоть трава не расти.
Из-за такого пишущего образа жизни у него очень своеобразная манера выглядеть. Встрёпанные волосы, беглый взгляд, длинные пальцы. Даже голос выдаёт его с головой, скрывая, впрочем все мысли от посторонних.
Любит он много чего - но в этой мешанине тёплого с мягким отчётливо выделены три стремления - кофе, процесс писанины - и некая мечта, летящая под облаками.
Этот человек не даёт мне покоя. Раз за разом он подходит и требует оценки нового слова, нового предложения.
- Я занят, - говорю я ему.
Он отступает на пару шагов - а потом снова требует внимания и так - без конца.
Редко мы видимся на различных светских раутах, устраиваемых нашими общими знакомыми - знаете, таких собраниях, где в разговорах главное - не информация, а эмоциональность, где спор о первичности материи заходит в признания в дружбе, а веселье переворачивается в беспамятсво.
Редко мы там видимся, и ещё реже - здороваемся.
Мы - дети разных стихий. Я плаваю на волнах общей сплочённости, я без страха встаю в ряды толпы, но он - эстет, он - всегда лишь он, и не хочет никогда платить частью себя за возможность общения.
И пространство, где появляется он - всегда подёрнуто пылью большого ума. Оттого и превращается там радость в раздумья, а безумие - в бездействие. Обладает этот человек даром превращать одним словом огонь в пепел. А надо ли?
Иногда прихожу к нему в гости, и слушаю скрип пера по бумаге. Или перестук клавиш. Тихо, уютно тихо у него дома. Он не любит шума, у него дома нет телефона или радио, чтобы отвлекать от раздумий. Стены выставлены книгами, самыми чудными книгами, которые я когда-либо читал... Я обязан ему этими книгами, которые давали мне возможность увидеть себя со стороны. Но вот он поднимается и начинает требовать от меня некоего мнения о цепочке слов, незаконченной, недописанной, недодуманной - и вся моя признательность улетучивается, а голова отказывается повиноваться.
Редко, очень редко мы говорим по душам.
Он спрашивает о том, что происходит со мной и чему-то усмехается. На мои вопросы он отвечает загадками, впрочем, не такими сложными, чтобы я не мог их разгадать. Мы разговариваем обо всём - о жизни, о политике, о смерти, о музыке, о текстах, о любви - и обо всём он отзывается крайне сухо и неискренне, кроме, пожалуй, текстов и любви. О текстах он отзывается, как о своих детях, а о любви - как о дорогой сердцу матери. Называет имена, которые ничего не говорят никому, кроме него, и смотрит мне прямо в глаза.
Иногда я, засыпая, вспоминаю звук его голоса, сухость рук и сумеречность глаз, и пытаюсь угадать, что он испытал, что понял. Что даёт ему возможность и право ставить под сомнение всё то, что составляет основу и радость жизней ему подобных?
Ответа я не нахожу, и, заснув в поисках, сплю крепко, до самого утра.
_________________
Как здорово, когда мохнаты лапы и можно щёлкнуть здоровски хвостом... (С) |
