Medikus
835 EGP
   Рейтинг канала: 5(246) Репутация: 207 Сообщения: 2612 Откуда: Терь Москва :) Зарегистрирован: 17.08.2001
 |
|
Вечный путь.
… Пустыня, беспощадная в своей вечной пустоте, кругом ни одного живого существа, ни чего, что напоминало бы о жизни, ни деревца, ни чахлого кустика, лишь опаляющее белое солнце да ровная линия горизонта. И дорога, прямая, бесконечная и такая же вечная, как и сама пустыня, в которой она пролегает. Дорога сделана из невыносимо черных плит, плит, которые кажутся чернее, чем сама тьма и с каждым шагом кажется, что нога соскользнет, провалится в эту тьму, а вслед за ногой и ты. И я на этой дороге. Я знаю, что нужно идти вперед, даже если не видишь в этом смысла. Нужно идти, несмотря на бесконечность пути и кажущуюся бессмысленность очередного шага. Однажды я уже был на этой дороге и не смог пройти ее до конца, отчаялся, или просто устал, а может быть, и испугался, я не знаю. Теперь мне дан второй шанс, шанс, который не давался, и не будет дан никому другому. Шанс, который не дали моим друзьям, шедшим тогда рядом со мной, поддерживавшим меня, утешавшим и сломавшимся также как я. Друзьям, которых уже нет в живых, которых я хоронил на этом пути, любил и помнил, и…забывал. Теперь я должен пройти этот путь не только за себя, но и за них. Чтобы оправдаться в своих глазах, чтобы достичь, наконец, конца дороги, чтобы они могли порадоваться за меня, а я порадуюсь за них… Я использую этот шанс, во чтобы-то ни стало!…
… Реальность ворвалась в сознание раздражающей трелью старого электронного «Sony». Открыв глаза и со всей силы стукнув по кнопке отключения будильника, я сел на кровать. Пронизывающий порыв ветра, ворвавшийся сквозь открытое окно, разбудил меня окончательно. Черт, ну какой идиот догадался оставить на ночь открытое окно, и это притом, что на улице зима, слишком холодная даже для Севера. Отпихнув ногой, подошедшего в поисках ласки от любимого хозяина, пса, я поднялся и пошел в ванную. Умываясь, я, вдруг, отчетливо вспомнил сон. Я никогда не запоминал снов, иногда от них оставался какой-то осадок, чаще неприятный, временами грустный, и уж совсем редко – приятный. Все-таки моя жизнь не была легкой и веселой, я многое пережил. Но никогда еще я не помнил своих снов, никогда, а этот вспомнил. На мгновение мне даже почудилось, что я стою на той проклятой дороге, я вздрогнул. Чтобы мог означать этот сон? Философские мысли, словно дождавшись, наконец, долгожданной команды хлынули в голову. Словно цунами затопили разум, смели все спасительные плотины доводов, воздвигнутые им, и проникли в самые отдаленные закоулки сознания. Я не против философских мыслей, я в душе философ больше, чем другие люди, но всему есть свое время и место, а перед той работой, которую мне предстояло сделать сегодня, философствовать было просто опасно. Укротив, все-таки, мысли, обещанием, что сегодня же вечером приглашу домой друзей и в теплом соседстве с ящиком водки пофилософствую с ними вдоволь, я закончил приводить себя в порядок и, съев пару бутербродов, вышел из дому. Погода была на редкость отвратительной, не улучшила ее и фраза о том, что не бывает плохой погоды, бывает только плохая одежда. Тогда я прибег к более действенному средству, средству, испытанному еще японскими самураями.
- Илья, с тобой все в порядке?
Надо же, вот это конфуз. Дашка, соседка по дому смотрела на меня расширившимися от страха глазами. Неудивительно. Я только сейчас заметил, что сбитый с толку дурацким сном, вышел из дому в легких домашних брюках, рубашке с коротким рукавом и в туфлях на босу ногу. Зрелище было не для слабонервных, учитывая, что на улице было явно ниже двадцати градусов мороза.
- Нет, нет, Даша, все в порядке. Просто решил немного закалить организм. – Объяснение дурацкое, но я никогда не пытался производить впечатление непризнанного гения.
- Ну ладно, ты, если что заходи, может быть, помогу, я же на врача учусь.
- Знаю, помню. Премного благодарен, зайду как-нибудь. Ладно, беги, а то опоздаешь.
Даша, охнув, посмотрела на часы и, кинув, - пока, побежала на остановку. Хорошая девчонка, надо будет как-нибудь зайти к ней, а то живет одна, друзей у нее мало. Так и быть, зайду. Вот куплю коньячку, винца, цветочков и зайду. Да, еще одеться надо будет поприличней. Да и постричься надо, но это попозже, когда сделаю работу. Именно ради этого дня я не стригся уже третий месяц. А работа предстоит не легкая, но и платят за нее соответственно. Я направился к своему автомобилю. Автомобиль был старым, потрепанным «Volvo», с сильно тонированными стеклами, чтобы никто не мог заглянуть в салон. Машина меня устраивала, никто на нее не покушался, на рынке она не окупила бы даже затрат на бензин. Так мог подумать каждый, кто не знал ее начинки. Я открыл дверь и плюхнулся в кресло. Спортивное «Recaro» приняло меня в свои объятья, повернув ключ в замке зажигания, я пристегнулся и, включив передачу, развернул машину «полицейским разворотом» помчался к месту встречи. Фактически от шведской машины остался только корпус, ну и название, во всем остальном это был суперкар типа «Porsche», даже трансмиссия была заднеприводной. Я угрохал в эту машину почти все свое состояние и около двух лет своей жизни, но как сказал классик – оно стоило дорого, но оно того стоило. Петляя по городу, соблюдая все правила дорожного движения, я добрался до нужного места. Припарковав машину во дворе обшарпанного дома, я вошел в подъезд. Н да, такой роскоши ожидаешь где-нибудь в фешенебельном районе Нью-Йорка, ну или, на худой конец, Москвы, но никак не в нищем северном городке, и уж точно не в таких трущобах. Бывал я как-то в резиденции Князя Монако, так вот, она и рядом не валялась с этим с виду обшарпанным и разваливающимся на глазах домом. Отметив про себя с десяток скрытых видеокамер, нацеленных на меня, я подошел к церберу сидящему у шикарной лестницы.
- Илья Валерьевич, меня ждут.
- Минутку.
Минутка длилась ровно в пять раз больше, впрочем, за те деньги, которые платят эти люди можно подождать и полчаса.
- Проходите, пожалуйста. Поднимитесь на третий этаж, там одна дверь, не ошибетесь.
Буркнув, что-то похожее на спасибо, я направился к лестнице. Судя по тому, как долго я поднимался, третий этаж был, как минимум, восьмым. Осилив подъем, я очутился перед скромной дверью, которая гораздо гармоничней смотрелась бы в обычном панельном доме, а не здесь. Впрочем, у богатых свои причуды. Как только я поднял руку, чтобы постучать, дверь бесшумно распахнулась. В этом не было ничего удивительного, в таком доме двери не скрипят, удивил меня человек оказавшийся за дверью. Даже не сам человек, в нем, кстати, не было ничего удивительного, удивил пистолет, направленный на меня. Накрылось свидание с Дашкой, некстати подумал я. Больше ни о чем подумать я не успел. Вспышка и боль в животе. Ненавижу, когда стреляют в живот, это самая противная и мучительная рана, которую только можно нанести человеку, сам я в живот никогда не стрелял. Человек, выстреливший в меня, спокойно смотрел на меня. Я сделал пару нетвердых шагов от него и уперся в стену. Человек продолжал спокойно наблюдать за мной, наконец, решив, что я не способен к сопротивлению, опустил пистолет. Это было ошибкой. Шоковой пулей меня не возьмешь. Я выбросил перед собой правую руку и тонкий стилет, спрятанный до того в рукаве, с глухим стуком вошел в плоть. Я попал точно. Стилет вошел в горло чуть ниже кадыка и рассек трахею. Человек выронил пистолет и схватился за горло. Взгляд его стал испуганным и удивленным одновременно. Именно с таким взглядом он и умер. А потом я потерял сознание…
… Пустыня, обжигающая своим безразличием. Жестокая пустыня, безжизненная. Нещадно палящее белое солнце. И дорога из плит, темнее самой темной тьмы. И я на этой дороге. Я знаю, что я должен сделать, но я не могу идти дальше, что-то во мне сломалось. Мне не хватает сил, ни духовных, ни физических, чтобы сделать следующий шаг. Но я пытаюсь, я превозмогаю невыносимую боль, отрываю от земли ногу, вспоминая всех тех, кто когда-то шел со мной по этой дороге, кто не дошел, кто сломался. Женька, Сашка, Ромка, где вы мои верные друзья. Поддерживавшие меня всегда, помогавшие, утешавшие. Почему вы сломались? Что помешало вам пройти путь до конца? Почему только я получил второй шанс. Шанс, который никогда и никому не давался и дан не будет. Почему? Нога опускается на темную плиту, которая темнее самой страшной тьмы, обозначая очередной шаг. Кажется, что нога не ступит на твердую и вечную плиту, а провалится в эту тьму и утянет тебя всего. И ты весь провалишься, пропадешь, утонешь в этой тьме. Кажется, что тьма вот-вот затянет тебя в себя, примет и поглотит, и… успокоит…
… Я очнулся от звука телевизора, который какой-то идиот забыл выключить на ночь. Приподнявшись на локтях, посмотрел на лежащую рядом со мной девушку. Она была красива. Светлые волосы, разметавшись по подушке, создавали некоторое подобие ореола, что в купе со спокойным и красивым лицом делало ее похожим на ангела. Я, тяжело вздохнув, поднялся с кровати и, отпихнув, попавшуюся под ноги бутылку из-под коньяка, направился в ванную. Приведя себя в порядок, я подошел к тайничку и достал из него фальшивые удостоверения и тонкий стилет. Мне предстояла работа, которую я должен был выполнить. Аванс за нее был выплачен не слабый, и сделать все нужно было в лучшем виде. Подойдя к постели, я посмотрел на Дашку и, решившись, поцеловал ее. Затем, отбросив все сомнения, вышел из квартиры. Улица встретила меня прохладным весенним дождем. Подставив лицо секущим струям воды, я подумал о странном сне, который снился мне этой ночью. Было в нем что-то неуловимо знакомое, что-то вроде дежавю. Как будто все это уже было, причем не однажды. Наконец, решив не забивать себе голову глупыми мыслями, я направился к машине…
… Александр сидел на чердаке. Чердак ничем не отличался от сотен таких же чердаков в других домах. Таких чердаков в Питере можно было отыскать целую кучу. Этот чердак Александр выбрал лишь потому, что дом, в котором он находился, располагался напротив дома мишени. Александр сидел на чердаке с пяти часов утра, его крепкие и сильные руки нежно обнимали цевье дорогой и безотказной австрийской винтовки. Александр, вдруг, вспомнил, как не любил эту винтовку его закадычный дружок еще со времен службы в спецназе, Илья. Илья всегда предпочитал российское оружие, а Александр любил именно эту винтовку. Он сидел и вспоминал и, вдруг, его мысли перескочили на странный сон, который ему снился пару дней назад. Сон был про пустыню, там была черная, как сама тьма дорога и он стоял на этой дороге. Он знал, что он должен был сделать, просто дойти до конца. Но каждый шаг давался с огромным трудом. Но, тем не менее, он делал этот шаг, преодолевая дикую боль, вспоминая своих друзей, которые сломались и не смогли пройти путь до конца, зная, что если он дойдет до конца, то порадует их…
… Мельком взглянув на крышу соседнего дома, я заметил приоткрытое чердачное окно. В этом не было ничего необычного, если не считать того, что окно никогда не открывалось. Оно всегда было закрыто. Пустяки, мне нужно торопиться, мой работодатель любит пунктуальных людей. Я открыл дверцу машины…
… Александр отбросил мысли о сне. О нем можно подумать потом, сейчас нужно сделать свою работу. Она слишком хорошо оплачивалась, чтобы допускать промахи. Александр приник к оптическому прицелу. Он не видел лица мишени, та как раз открыла дверцу машины и готовилась сесть в нее. Времени не оставалось. Палец начал выбирать мертвый ход курка одновременно с выдохом. Разрывная пуля вошла точно в центр затылка мишени, превращая мозг из упорядоченной структуры в кашу. Тело мишени, лишившееся большей части головы медленно, словно не желая лежать на грязном асфальте, медленно опустилось в роскошное спортивное кресло автомобиля…
… Он шел по бесконечной темной дороге, дороге, более темной, чем сама тьма. Палящее белое солнце висело в зените, беспощадно истощая его тело и душу. Но он знал, что должен дойти до конца, чего бы это ни стоило. Его одиночество было вечным, как и сама пустыня, и эта дорога. Это был только его путь, но он проходил его не только за себя, но и за своих самых верных друзей, которые не смогли дойти до конца, которых сломали и вечно палящее белое солнце, и вечное одиночество, и темная как сама тьма дорога. С каждым шагом ему казалось, что одна из темных плит поглотит сначала его ногу, а потом и всего его. И тогда дорога поглотит его и успокоит опаленные мертвым солнцем тело и душу. Он надеялся на это и желал этого. Но с каждым шагом он все отчетливее понимал, что этот путь вечен…
Собсно, за сим, как всегда, позвольте откланяться
|