Elite Games - Свобода среди звезд!
.
ВНИМАНИЕ!
Наша конференция посвящена космической тематике и компьютерным играм.
Политические вопросы и происходящие в мире события в данный момент на нашем сайте не обсуждаются!

  » Моё творчество. (Michael Moon) | страница 2
Конференция предназначена для общения пилотов. Для удобства она разделена на каналы, каждый из которых посвящен определенной игре. Пожалуйста, открывайте темы только в соответствующих каналах и после того, как убедитесь, что данный вопрос не обсуждался ранее.

Поиск | Правила конференции | Фотоальбом | Регистрация | Список пилотов | Профиль | Войти и проверить личные сообщения | Вход

   Страница 2 из 2
На страницу: Пред.  1, 2 | Все страницы
Поиск в этой теме:
Канал творчества: «Моё творчество. (Michael Moon)»
Hahahoj
 860 EGP


Рейтинг канала: 15(2723)
Репутация: 177
Сообщения: 2726

Зарегистрирован: 25.05.2004
БулерМэн :

ЗЫ Это положительный отзыв Улыбка

Вот положил, так положил...

.пс но если честно - реально тяжело читать. у Кларка быстрый выпад сменяется защитной стойкой, там идет новый выпад, обманное движение и вот тебе и укол в пах...
у тебя же в некоторых местах тупое бултыхание дубинкой из стороны в сторону - всё равно, мол, кого-нибудь да задену... Подмигиваю
без обид...
    Добавлено: 16:46 11-10-2017   
Michael_Moon
 100 EGP


Рейтинг канала: 3(31)
Репутация: -2
Сообщения: 669
Откуда: РК, Кокшетау
Зарегистрирован: 15.02.2011
Hahahoj :

.пс но если честно - реально тяжело читать. у Кларка быстрый выпад сменяется защитной стойкой, там идет новый выпад, обманное движение и вот тебе и укол в пах...
у тебя же в некоторых местах тупое бултыхание дубинкой из стороны в сторону - всё равно, мол, кого-нибудь да задену... Подмигиваю
без обид...

Обид нет. Понимать бы еще о чем эта ремарка. У меня батальных сцен и нет почитай, кроме магической двухсекундной схватки Улыбка
    Добавлено: 20:34 11-10-2017   
Hahahoj
 860 EGP


Рейтинг канала: 15(2723)
Репутация: 177
Сообщения: 2726

Зарегистрирован: 25.05.2004
Она о метафорах. Каждая строчка твоего рассказа - борьба за внимание читателя.
    Добавлено: 20:51 11-10-2017   
Michael_Moon
 100 EGP


Рейтинг канала: 3(31)
Репутация: -2
Сообщения: 669
Откуда: РК, Кокшетау
Зарегистрирован: 15.02.2011
Hahahoj :
Она о метафорах. Каждая строчка твоего рассказа - борьба за внимание читателя.

Ну, что сказать? Совершенство невозможно, но к нему надо стремиться Улыбка Я не волшебник, а только учусь Улыбка
    Добавлено: 22:32 11-10-2017   
Michael_Moon
 100 EGP


Рейтинг канала: 3(31)
Репутация: -2
Сообщения: 669
Откуда: РК, Кокшетау
Зарегистрирован: 15.02.2011
В общем, осталось примерно 4-5 глав дописать. Хотелось бы услышать критику на тему написанного, а не излишнего количества сносок (по большому размышлению подумалось, что в историческом (или претендующем на таковое) сочинении их, так или иначе, не избежать). Так что пусть будет больше - кто знает, о чем идет речь, лишний раз не полезет смотреть.
Ну и заранее прошу прощения, что для ЕГ-и непричесано.

 Cкрытый текст   (кликните здесь для просмотра)

Цена свободы



В год 703-й ab urbe condita[1], в предпоследний день Врумалий[2], празднующихся, как известно, в честь Диониса Фракийского[3] 2, проконсул[4] Цизальпийской Галлии[5] Гай Юлий Цезарь, находившийся в то время в Мутине[6], где квартировал на зимних квартирах его любимый IX "Испанский" легион[7], получил весьма странное и необычное послание. Лигурийский[8] купец Конт, никогда прежде не отличавшийся особой почтительностью к римлянам, в этот раз был необычайно застенчив и, как сказал бы кто-то, незнакомый с его буйным нравом прожжённого авантюриста, робок. Неизменная взятка за право торговли с римским войском, замаскированная под "подарок", уже привычно осела в закромах сигнифера[9] первой центурии, когда, в придачу к ней, купец заявил, что имеет личное послание к Цезарю, - при этом он наотрез отказался назвать как имя поручителя, так и даже в малейшей степени раскрыть суть своего сообщения. Сигнифер, не без оснований узревший глубокую интригу, дал делу полный ход и, подогретый неким "личным" интересом, о котором история умалчивает, сумел добиться для купца личной аудиенции у полуопального проконсула[10].
Надо признаться, что Цезарь, снедаемый скукой и утомлённый потоком плохих известий из Вечного города, сам был не прочь отвлечься от рутинного круговорота дел и "снизойти" к просьбе варвара - какое-никакое развлечение в глухой провинции, равноудалённой как от смертельной игры "яда и кинжала", присущей Риму, так и звенящего железом и кровью лимеса[11]. В общем, момент был выбран донельзя удачный, что позволило достопочтенному купцу практически без помех очутиться ближе к вечеру этого же дня в покоях великого полководца.
- Кратко и по делу, - такими словами "приветствовал" купца будущий диктатор, даже не трудившийся скрыть своего дурного настроения. Он принимал посланца в роскошно отделанном просторном таблинуме[12] собственной резиденции. Компанию ему, как обычно, составляли легат легиона[13] Тит Лабиен[14] и некий молодой человек, бывший при могущественном полководце кем-то вроде личного порученца. Звали его Публий Корнелий Лентул Марцеллин, и, хотя он и исполнял в провинции официальные функции квестора[15], то есть лица, подотчётного непосредственно Сенату, было видно, что отношения, связывавшие его с главой дома Юлиев, скорее напоминали те, что существуют между патроном и клиентом[16].
- О, первый меч Рима, пронзающий..., - начал было низкорослый лигур, предварительно отвесив неглубокий, но достаточно изящный поклон, но, натолкнувшись на яростный взгляд проконсула, поперхнулся и закончил почти буднично, - Привет тебе, Гай Юлий Цезарь, проконсул Галлии, от Дигона, сына Дигара Тауринаса, вождя племени тауринов[17]. Шлёт тебе рекомый вождь в знак дружбы и признательности особый дар, лишь единственно достойный твоего величия и твоих свершений - как прошлых, так и будущих.
Разумеется, несмотря на прямой запрет, купец не мог не подпустить цветистости во фразу, хотя, если сказать по правде, он всего лишь слово в слово повторил то, что сказано было ему уже упомянутым Дигоном при личной встрече перед отправкой миссии. Тонкая лесть, пусть даже и замаскированная под дипломатический протокол, не укрылась от проницательного внимания проконсула и была им оценена по достоинству.
- Что ж, - сухо улыбнувшись одними губами, произнёс Цезарь, - Не скрою, мне дорого внимание вождя столь славного племени, чьё имя широко известно в обоих Галлиях[18]. Очень жаль, что сей доблестный муж не смог посетить меня, дабы лично выразить своё почтение. Думаю, нам нашлось бы, что обсудить за ужином. Однако время уже позднее, а мне не терпится взглянуть на дары того, чей посланец, подобно Одиссею, столь же учтив, сколь и хитроумен.
Польщённый купец сделал неприметный знак своему помощнику, который тотчас юркнул за ширму входа, и буквально через скрупул[19] два дюжих раба внесли в помещение изящный ларец из тёмного, покрытого лаком дерева, размерами своими больше напоминавший сундук. Добротная, массивная вещь, окованная железом и медью, была на вид абсолютно новой и весьма помпезной. Для удобства переноски и пущей роскоши по бокам её были приделаны массивные ручки из "серого" железа[20].
- Неплохо! Похоже, здесь действительно есть, на что посмотреть!
Цезарь небрежным взмахом руки отослал носильщиков и быстро спустился с кресла, больше напоминавшего трон, на котором он восседал во время аудиенции. Сделав несколько лёгких, стремительных шагов, он приблизился к ларцу. Последний уже успели водрузить на специальную кованную подставку из жёлтой бронзы, принесённую одним из рабов. Длинные сильные пальцы воина, привычные к шершавой рукояти меча, небрежно скользнули по тонкой резьбе, сплошь покрывавшей тёмную, почти чёрную, лакированную поверхность, чуть задержались на медной оковке и замерли на необычно светлом железе ручек.
Через несколько минут размышлений, которые никто так и не решился прервать, Цезарь поднял голову и испытующе взглянул в лицо лигурийца.
- Ты знаешь, что там внутри?
- Нет, мой господин, - Конт согнулся в поклоне, избегая встречаться взглядом с серыми, холодными глазами римлянина.
- Но ты знаешь, как открыть этот... сундук?
- Да, мой господин. Вождь Дигон просил передать вам сей предмет, - купец извлёк откуда-то из складок своей тоги небольшую бронзовую пластинку с фигурным обрезом на одном из концов и протянул её проконсулу.
- Что это? -спросил тот, с подозрением разглядывая незнакомую ему вещицу и не спеша брать её в руки.
- Это называется ключ, мой господин, - поспешил с объяснениями лигур, - Им можно отпереть ларец.
- Это ключ? Интересно, очень интересно, - Цезарь взял пластинку и небрежно повертел её, разглядывая со всех сторон, - Ты знаешь, как им пользоваться?
- Да, мой господин. Вождь... Дигон показывал мне.
- В таком случае, открой, - проконсул возвратил ключ купцу, величаво указал на ларец и отступил на шаг к своей безмолвной свите.

***


- Ну, так что же мы здесь имеем? - спросил Цезарь, после того, как ларец был отперт, а купец был милостиво отпущен прочь с наказом задержаться в городе на несколько дней, пока проконсул не решит, как и чем ответить вождю далёкого, безвестного племени. Настроение проконсула явно улучшилось - глубокие морщины на лбу слегка разгладились, а складки в уголках губ, придававшие его лицу высокомерно-презрительное выражение почти исчезли.
Вынутые из ларца предметы были частью разложены, частью расставлены рабом-прислужником на письменном столе хозяина и являли собой весьма любопытную композицию. Прежде всего внимание на себя обращала массивная золотая чаша со вставками чёрной эмали, по верхнему краю которой затейливым растительным орнаментом, в котором с большим трудом угадывались буквы латинского алфавита, струилась надпись: "Ex parvis saepe magnarum rerum momenta pendent"[21].
- Исход крупных дел часто зависит от мелочей, - запинаясь на незнакомо выглядевших буквах, прочёл Тит Лабиен, - Что бы это могло значить?
- Взгляни на вопрос с другой стороны, мой друг, - посоветовал Цезарь с лёгкой усмешкой, - Прежде всего, задай себе вопрос: слыхал ли ты раньше это высказывание, и, если да, то от кого?
- Нечто похожее я слышал из уст Цицерона[22], - быстро ответил легат, и его высокий лоб слегка разгладился от воспоминаний, - Старик любил поразить почтенных квиритов[23] отточенным слогом и красивым жестом.
- Цицерон? - проконсул не смог сдержать брезгливой гримасы, на мгновение исказившей черты его жёсткого, волевого лица, - Да, пожалуй, "великий республиканец" мог произнести нечто подобное лет этак десять-двенадцать тому назад. Но откуда, скажи, об этом мог узнать лигурийский варвар, чья нога никогда в жизни не ступала на мостовую Вечного города?
- Быть может, - подал несмелый голос Публий Марцеллин, - Эта чаша попала к нему в качестве военной добычи? Или, что более вероятно, он мог купить её в Медиолануме[24] специально, чтобы передать в дар тебе.
Цезарь мельком взглянул на молодого квестора и на его губы вновь вернулась тонкая ироническая полуулыбка, скрывая следы недавней вспышки и дурного гнева.
- Неплохая попытка, мой юный друг, - заметил он одобрительно и повернулся к командиру "испанцев", - Что скажешь, Тит?
- Не похоже на римскую работу, - опытные пальцы легата, привыкшего оценивать и делить добычу, легко крутили тяжёлую чашу, - Вот что я скажу тебе, мой консул: в ней не меньше пяти либр[25] весу. Примесей совсем немного, и серебро добавлено только для крепости и приятного блеска. Наши скопидомы без меры намешивают медь в благороднейший из металлов, отчего изделия из него приобретают красноватый оттенок, а поверхность со временем тускнеет. Опять же, орнамент этот: буквы латинские, но исполнение, скорее, галльское. Я бы оценил её стоимость не меньше чем в тысячу денариев. Золотом.
- Vox populi vox Deis[26], - Цезарь вновь повернулся к красному от смущения Публию, - Что скажешь, квестор, много ли найдётся в Альпах козопасов, способных заплатить тысячу золотых денариев за чашу, предназначенную в дар кому бы то ни было? Не думаю, чтобы моё имя было настолько популярно среди лигуров, дабы они без раздумий готовы были разбрасываться столь щедрыми дарами ради не пойми какой выгоды. Вспомни, я, ведь, ничего не обещал этому - как его там? - Дигону... Но, взгляните-ка на это...
В руках проконсула уже находилась следующая вещь. Она представляла собой изящную стеклянную амфору необычной формы с вытянутым туловом, тонким удлинённым горлом и ажурными, словно бы невесомыми ручками, похожими на крылья бабочки. Стекло было необычайно прозрачным и абсолютно не скрывало содержимого - рубиново-алой жидкости, заполнявшей сосуд на добрых три четверти. Отверстие амфоры было залито бесформенной стекловидной массой тёмно-коричневого цвета, похожей на застывшую смолу некоего диковинного африканского растения.
Однако не это привлекло внимание искушённого в интригах латинянина, каковым Цезарь заслуженно считался, но лишь ещё одна надпись, выполненная стеклом по стеклу в точно таком же стиле, что и надпись на чаше: "In vino veritas, in aqua sanitas"[27].
- Здоровье - в воде? - переспросил Публий, недоумевая, что же, собственно, могло привлечь внимание его покровителя к заурядному, в общем-то, изречению, каковых можно было бессчётно услышать в любом питейном заведении Рима, - И что же это значит, мой Цезарь?
- Это намёк, Публий. Тонкий, хорошо замаскированный намёк. Ищущие истины пьют вино, жаждущие здоровья - воду. Чистую, прозрачную воду из хрустальных родников, бегущих по склонам Альп. Наш даритель обладает живым умом и тонким чувством юмора - без сомнения, он ищет именно здоровья, о чём и говорит почти открыто и к чему и нас призывает. Как жаль, что он не прибыл ко мне лично! Думаю, он стал бы отличным собеседником...
Он выдержал долгую, театральную паузу и добавил почти со смехом:
- Но, давай же взглянем на следующую вещицу. Гляди, наш славный легат весь извёлся, поедая её глазами, но не решаясь взять в руки.
С этими словами Цезарь протянул руку к предмету, являвшемуся, без сомнения, главным во всей немалой коллекции, разложенной на столе. Это был меч - но не простой, добротный гладиус[28] рядового легионера, а великолепная офицерская спата[29] - двух локтей длины, в тёмных ножнах, отделанных серебром и золотом.
Рукоять представляла собой настоящее произведение искусства и была выполнена в уже почти ставшем привычным им "древесно-лиственном" стиле. В навершии её красовался матово-белый, полупрозрачный опал, таинственно мерцающий в неярком свете факелов.
Впрочем, полководец не спешил брать оружие в руки. Пальцы его скользнули по тонкой вязи серебряных ветвей с золотыми листьями, оплетавших ножны сверху до низу, словно бы нащупывая надпись, которая, казалось, постепенно проявлялась из их глубины.
- Quae sunt Caesaris Caesari et quae sunt Dei Deo[30], - продекламировал он, помолчал несколько секунд и добавил почти шёпотом, - Да, на этот раз тебе удалось изрядно удивить меня, тауринский вождь Дигон.
Ещё несколько долгих томительных мгновений он стоял, погруженный в молчание, потом встрепенулся и кивнул легату:
- Что скажешь, Тит? Достойно ли сие оружие руки Цезаря?
Командир IX легиона аккуратно двумя руками поднял меч и, дождавшись не кивка даже, а молчаливого согласия своего командира, осторожно - до половины - выдвинул лезвие. Полностью обнажить оружие в личном кабинете хозяина дома он не решился бы даже по его прямому приказу.
Затаив дыхание, Лабий рассматривал прихотливую игру стальных волн на великолепном клинке и не верил своим глазам - ну откуда подобное чудо, достойное величайших и богатейших людей Республики, могло взяться у вождя затерянного в горах племени? Этого не могло быть, но - это было.
Посунувшийся было взглянуть на диковинку, Публий тоже онемел - он едва ли хуже легата разбирался в оружии и не мог не оценить великолепие клинка, простая и строгая красота которого превращала все золото и серебро украшений ножен и рукояти в дешёвую, никому не нужную мишуру.
Одну долгую минуту Цезарь наслаждался моментом: будучи человеком публичным и безмерно тщеславным он не мог отказать себе в удовольствии увидеть на лицах своих ближайших сподвижников понимание того, какому человеку они служат, если непокорные и так и не покорённые до конца лигуры подносят ему такие дары. Даже минуты величайших триумфов, пережитых за восемь лет Галльской войны, не могли подарить ему подобного ощущения: там он и его легионы вместе делали общее дело, и каждый, от полководца до занюханного помощника повара в обозе, ощущали свою сопричастность великим свершениям. Здесь же было - другое, личное.
Но даже теперь его живой, могучий ум не мог оставаться в бездействии пусть и столь малую толику времени. Любая задержка в том, что казалось никчёмной малостью, прихотью, не заслуживающей внимания, приводила его в исступление. Когда проконсул заговорил вновь, голос его был строг и холоден:
- Так что скажешь, легат?
- Это... невозможно, мой Цезарь! Но... откуда?
- А вот это, друг мой, и предстоит выяснить нашему юному Публию Лентулу Марцеллину из дома Корнелиев.
Цезарь сделал два лёгких, быстрых шага, подойдя к молодому человеку почти вплотную, и опустил тяжёлую длань на его плечо.
- Ну что, квестор, готов оказать услугу своему проконсулу? Сдаётся мне, кое-кому предстоит интересное путешествие. Как выразился наш таинственный даритель, здоровье - в воде. Думаю, небольшое путешествие к альпийским источникам пойдёт тебе на пользу.

***


Ранним утром апрельских календ[31], через месяц после начала нового 704-го года[32] и почти ровно через три с половиной месяца с того памятного вечера, вексилия[33] под командованием Публия Корнелия Лентула Марцеллина, временно отстранённого от должности квестора по причине его нового назначения, выступила вверх по Эмилиевой дороге[34] - из Мутены на Медиоланум.
Причиной столь долгой задержки похода стала необычайно суровая зима, приключившаяся внезапно - впрочем, в пределах Республики зима "внезапно" приключалась всегда, что на протяжении многих десятилетий, а то и веков, служило темой для неизменных шуток плебса про хороших ауспиков и плохих авгуров[35]. Затяжные дожди сменялись внезапными снегопадами, снегопады перемежались дождями, порой, снег и дождь шли одновременно. Потом ненадолго проглядывало по-зимнему холодное неяркое солнце, и дыхание свежего морского бриза с просторов Адриатики растапливало белую, ноздреватую корку, превращая окрестные поля в непроходимые болотины, укрытые толстым одеялом из сырого, промозглого тумана.
Отправлять экспедицию в горы в такую погоду было, по меньшей мере, неразумно, и Цезарь это прекрасно понимал. Сборный отряд, состоявший из манипулы[36] пехоты, двух турм[37] кавалерии, центурии ауксилляриев[38] и обоза - всего чуть более пяти сотен человек, не смог бы продвинуться дальше предгорий и застрял бы в Медиолануме до самой весны. Допустить этого великий полководец не мог, ибо не в его обычае было распылять войска в преддверии грядущих битв. А то, что эти битвы грядут вскорости, уже мало кто сомневался.
Галлия, пусть и приведённая к некоему подобию покорности, утопленная в крови и огне, вполовину обезлюдевшая, уже доказала, что готова вспыхнуть в любой момент - несмотря на унизительную горечь поражений и гибель большинства племенных вождей.
Дикие германские племена за Рейном уже готовились предъявить собственный счёт высокомерным кельтам, но, пока с виду смирные, понемногу - кусок за куском - обгрызали их территории с востока. Обосновывались не на десятилетия даже - на века, неторопливо, по-хозяйски прибирая к рукам торговлю янтарём, пушниной, рабами.
В самой Республике дела тоже шли далеко не так гладко, как хотелось бы почтенным квиритам из состоятельных семей. Напряжение в Вечном городе нарастало с каждым днём. Напуганный растущей популярностью проконсула Сенат безумствовал, отказывая прославленному полководцу в заслуженном триумфе и, более того, требуя, чтобы тот явился в Рим простым гражданином, досрочно сложив с себя консульские полномочия и распустив легионы.
Нет, не стал бы Цезарь рисковать своими ветеранами, отправляя их в пасть зимы. Они бы, конечно, пошли, прикажи он им. И дошли бы. Но... зачем впустую тратить декады, если можно без спешки и суеты спокойно перезимовать, дождаться тёплых весенних дней и потом обычным порядком легионов на марше[39], покрывая за день 18-20 миль[40] пути, дойти до означенного места за седмицу, максимум две? ...
И вот он - поход. Солнце, по-весеннему тёплое, но пока не жаркое, умиротворённо светило на продрогшую землю с прозрачных голубых небес. В нем не было ещё той летней ярости, когда полуденный зной дрожит над горизонтом прозрачным маревом, заставляя метаться все живое в поисках тени.
Весна бушевала - безумная в своей юности, полная сил и нерастраченной энергии. Наливаясь сладким соком, лопались почки, выкидывая наружу нежный, хрупкий лист. Трава, ещё не прибитая бесчисленными овечьими и козьими копытами, зеленила поля, а из неё вызывающе беспечно высовывали свои пушистые головки одуванчики, подснежники, лютики. В сырых ложбинах среди золотисто-бронзовых сосновых колонн жадно тянулись к свету бледные, почти прозрачные стебли папоротника и темно-зелёные, жёсткие хлысты хвощей.
Воздух далёких предгорий пьянил, напоенный нежными, тонкими ароматами пробуждающейся природы, резким запахом сырости прелой прошлогодней листвы и талого снега. Разнообразные пичуги бодрыми стайками носились взад и вперёд по своим пичужьим делам, а худые, взъерошенные воробьи купались в лужах. И никому из них не было дела до войска странных, закованных в железо двуногих, длинной змеёй ползущего вдоль реки на северо-запад по старой мощёной дороге.
Центурии[41] шли бодро, можно сказать, почти весело. Отдохнувшие, сытые легионеры слаженно топали калигами[42] по древней каменной брусчатке, время от времени перебрасываясь грубыми, незатейливыми шутками. Молчаливые федераты-ауксиллярии, рассыпавшись редкой цепью, бесшумно скользили среди платанов и клёнов по обеим сторонам, охраняя фланги. Две декурии галлов умчались далеко вперёд - в головной дозор, одна, наоборот, отстала, прикрывая колонну с тыла. Вторая турма кавалерии составила личную охрану командира отряда.
В нескольких десятках шагов позади пехотной колонны тащился обоз. Длинные телеги, запряжённые волами, везли многочисленное имущество вексилии: казну с жалованьем, подарки местным вождям, шатры и палатки для лагеря, котлы для варки пищи, мешки с пшеницей и ячменём, запасное вооружение, связки дротиков и стрел, амуницию, инструменты, походную кузню, запасы кож и прочий скарб, которым обрастает любое воинское формирование на долгой стоянке.
Сидя в высоком "рогатом" седле и покачиваясь в такт шагам лошади, Публий напряжённо размышлял. Содержание полученного приказа было ясным и не допускало иных толкований: добраться до владений тауринов, лично встретиться с Дигоном и не позднее майских ид[43] вернуться в Мутину с докладом. По дороге так же следовало посетить Медиоланум, где предстояло провести инспекцию вновь сформированных когорт для пополнения XI и XII легионов, понёсших существенные потери в битве при Алезии[44].
Однако смысл основного задания - встреча и переговоры с человеком, который сумел удивить самого Цезаря, - терялся в тумане. Свеженазначенный префект[45] ломал голову над данным ему поручением, но так ни до чего не додумался. О чём он будет говорить? Какие вопросы задавать? На чём следует заострить внимание? Что пообещать? И чем пригрозить в случае чего? Вопросы теснились в голове подобно пчелиному рою, но ни на один из них не было ответа.
Он попытался до мельчайших деталей вспомнить свою встречу с Цезарем в канун выступления, пытаясь нащупать нить, которая приведёт его к разгадке...

... В этот раз Публий видел перед собой настоящего властителя. Взгляд его был твёрд и властен, а голос сух и холоден.
- Не пытайся спрашивать, патриций. Не тщись что-то выведать специально. Держись с достоинством - этого будет достаточно.
Пауза. Молчание. И снова слова падают стылыми ледяными обломками, холодят, заставляют ёжится.
- Этот человек скажет и покажет ровно столько, сколь необходимо. Ты этим удовлетворишься и не будешь искать большего. Ты всё понял?
Помолчал несколько мгновений, проверяя, дошёл ли до подчинённого смысл приказа. Пользуясь данной ему паузой, Публий судорожно размышлял о причинах столь непонятной ему уверенности, с которой полководец говорил о незнакомом ему ранее вожде незначительного племени. Означало ли это, что он уже успел собрать нужные сведенья и счёл их важными? И зачем скрывать правду от того, кто всё равно её узнает, пусть и некоторое время спустя?
Взгляд проконсула построжел, и молодой Марцеллин поспешно склонил голову, показывая, что да - понял и запомнил. Цезарь чуть заметно кивнул и внезапно спросил, ломая разговор:
- Какую важную особенность ты увидел в его дарах?
Публий на секунду призадумался и предположил осторожно:
- То, что они все... необычны, мой Цезарь?
- Да, префект, они все необычны и удивительны. Но, разве мало ты видел необычных и удивительных диковин из других стран? Так в чем же главная необычность этих?
Публий замешкался, ища ответ и не находя его.
- Можешь не трудиться, - чуть усмехнулся Цезарь, читая по его лицу, как по вощёной дощечке-цере[46], - Жаль, но ты не заметил главного, мой юный друг. Все эти вещи - новые. Думаю, и изготовлены они были специально - как раз для этого случая, для дара.
- Но это означает..., - озадаченно пробормотал Публий.
- Ровно то, что означает, - закончил за него Цезарь, - Не стоит ломать над этим голову сейчас, попытайся разгадать загадку в пути - времени у тебя будет предостаточно. Иди, префект, войско ждёт. Не посрами имени своего славного рода и постарайся найти нужные ответы до того, как встретишься с тауринским вождём, иначе - он тебя переиграет. В этом случае я очень сильно разочаруюсь в тебе, Публий Марцеллин из дома Лентулов...

***


***

На закатной заре апрельских нон[47] перед взорами вексилии открылись могучие, сложенные из массивных блоков серого песчаника, стены Медиоланума[48]. Заходящее солнце окрашивало их в багряный пурпур, отчего издали они казались залитыми кровью - плохой знак для легионера в походе. Многие солдаты тайно складывали пальцы в "козу"[49], отпугивая злое предзнаменование. Несколько быстрых, косых взглядов досталось и свежеиспечённому префекту: в войсках не любят неудачников, а чем, как не отсутствием расположения богов можно было объяснить столь явное проявление их неудовольствия?
Несмотря на суеверия, прибытие в город и размещение прошло быстро и гладко. Со свойственным ему тщанием Публий заранее озаботился вовремя известить городского претора[50] о своём прибытии - ему вовсе не улыбалось поднять переполох на всю колонию, а затем топтаться перед городскими воротами, объясняясь с префектом городской стражи. Популярности в войске, измученном долгим походом, это происшествие ему бы точно не добавило.
Лагерь в окрестностях разбивать не стали - обширные городские казармы были рассчитаны на куда большее количество войска. Торопливо, стремясь успеть до наступления темноты, змея воинской колонны втянулась в городские ворота, бодрым маршем протопала по сумеречным городским улицам и рассыпалась на подразделения внутри периметра, образованного основательными укреплениями, отделявшими казармы от остальной части города.
Отдав приказы командирам отрядов и внимательно проследив за их исполнением, бывший квестор привычно свалил все текущие заботы на Марка Эмилия, а сам направился к Гаю Кассию Лонгину[51] - бывшему проконсулу, чьё правление окончилось столь же бесславно, как и началось[52], - который исполнял ныне обязанности перегринского претора[53] в Цизальпинской Галлии. Посещение городского претора он отложил на следующий день - инспекция свеженабранных когорт дело небыстрое, следовало учесть множество мелочей, которые запросто могли выпасть из памяти после утомительного перехода.
Несмотря на поздний час, старик ещё не спал. Крепкий и бодрый, он стремительным колобком катался по атриуму, звучным, риторским голосом выкрикивая указания рабам, занимавшимся сервировкой позднего ужина. Судя по отсутствию гостей, Публий понял, что ждали именно его, и в очередной раз подивился той необычайной быстроте, с какой новости расходятся в провинции. Хотя, если учесть, что о прибытии вексилии оба претора были извещены загодя, ничего удивительного в этом не было. Наверняка многомудрый и прозорливый Лонгин поручил одному, а то и нескольким из своих особо доверенных и сообразительных рабов наблюдать за казармами с наказом предупредить "если что".
Обменявшись положенными по случаю приветствиями и извинившись за свой поздний визит, Публий со всей почтительностью поприветствовал домину[54] - жену претора, почтенную матрону лет сорока пяти, после чего был препровождён в роскошно отделанный триклиний[55], где его дожидался обильно сервированный стол, ломившийся от вина и закусок.
На правах гостя он громко вознёс здравицу ларам[56] и доминусу за оказанную честь быть принятым под крышей дома, известного и славного в народе своим гостеприимством. После этого гость и хозяин возлегли на ложа и приступили к трапезе.
Воздав должное изысканным блюдам и отличному фалернскому пятнадцатилетней выдержки, оказавшемуся весьма кстати, Публий как бы невзначай поинтересовался делами в провинции, после чего на него был вывален целый ворох новостей - от весенних цен на просо и гречку, до беспредельных в своей наглости действий пиратов в Лигурийском море. Последние для Лонгина были, по-видимому, больной темой ещё со времён его проконсульства, ибо, единожды затронув её, он уже не отвлекался ни на что иное. Публий слушал вполуха - сейчас его не слишком интересовали дела, не связанные напрямую с заданием Цезаря. Происходи дело в Мутине, он с удовольствием предался бы смакованию подробностей, но не сейчас. Нет, не сейчас...
- ... И вот представь себе, префект, что сотворил этот проклятый всеми морскими богами Конт, - старик, разгорячившись, размахивал рукой с зажатым в ней серебряным кубком. Вино плескало через край, пятнало белоснежную тогу из тонкой шерсти, но увлёкшийся рассказчик не обращал на это никакого внимания, - Прикинувшись добропорядочным купцом, он наведался на Кирн[57] и выведал, когда в Алалии[58] ожидает прибытия очередная партия рабов из Нарбо[59]. Потом, пользуясь полученными сведениями, коварно выследил и погнался за одним из отставших кораблей, чьи трюмы были под завязку забиты пленными галлами и иберами. Бедолага капитан, завидев лигурийское судно, не придумал ничего лучшего, как укрыться в одной из кирнских бухт, моля всех богов о том, чтобы страшный пират прошёл мимо в поисках другой добычи. Уже смеркалось, поэтому у капитана были все основания надеяться на милость Фортуны. Вообрази же себе его удивление, когда с рассветом он увидел борт вражеского корабля буквально в одном актусе[60] от себя. Пираты и не думали никуда уходить, но, наоборот, под покровом темноты тайно подкрались как можно ближе, чтобы купец никак не сумел скрыться, либо утаить груз иным образом.
- И что же случилось далее? - Публий против воли заинтересовался судьбой злополучного торговца, - Пираты забрали корабль себе, присовокупив охранников к рабам? А потом продали всех на пиратском невольничьем рынке за полцены?
- О, если бы! - Гай Кассий скривился, будто раскусил незрелый лимон, - Наш Конт далеко не так прост, как мог бы подумать кто иной, видя вечно глупую ухмылку на роже этого варвара. Будь иначе, в следующее же его появление в нашем городе я бы лично распорядился заковать его в кандалы. Ты не поверишь, префект, но он этих рабов... купил.
- То есть? - не ожидавший столь интересного поворота событий, Публий поперхнулся вином и закашлялся.
- Да-да, выкупил всех за четверть закупочной цены, перегрузил себе на корабль и был таков. Почтенный Луций Асиниус Децим понёс убытки - втрое в деньгах и всемеро к ожидаемому доходу.
- Н-но, если Конт рабов купил, то, получается, этот ваш Луций Децим рабов продал. В чём же ты узрел пиратство, досточтимый Гай Кассий? - недоуменно протянул Публий, - Это сделка и ничто иное. Да, для торговца несколько... невыгодная, но он, ведь, мог и отказаться, верно?
- Хотел бы я посмотреть, как у него это получится, когда три десятка вооружённых до зубов лигуров только и ждут знака, чтобы усыпать палубу его корабля сотнями стрел. Они, если ты не знал, сплошь отличные стрелки. Да и рубаки, каких ещё поискать. Так что в случае отказа "мирные" торговцы мигом обратились бы в не знающих жалости пиратов, кем они, по сути своей, и являются. И у меня не было бы возможности поведать тебе эту поучительную историю, ибо, сложись всё иначе, они непременно убили бы и Децима, и всех его людей.
- То есть, этот торговец спасся? И даже сохранил корабль и команду? - уточнил Публий, с трудом пряча улыбку, - Ещё и возвратил часть потраченного на закупку рабов. Надо сказать, он легко отделался. Не думал, что пираты ныне стали столь... мягкосердечны.
- Зачем резать курицу, несущую золотые яйца прямо им в ладони? - горестно вопросил Лонгин, делая знак рабу долить вина в чашу себе и гостю, - Пиратство давным-давно превратилось в некое подобие торговли, где торговцы либо платят, чтобы не быть ограбленными, либо пираты оплачивают им некоторую стоимость груза, дабы сохранить видимость соблюдения законности.
- Так что же случилось с Децимом? - вопросил жаждавший услышать окончания истории префект, - Я так понимаю, смысла двигаться в Алалию ему уже не было?
Лонгин пожевал губами, видимо решая, какую часть истории выгодно рассказать, а какую утаить.
- Будучи, в некотором роде, моим... клиентом, Луций поспешил в Медиоланум с жалобой на бесчинства, учинённые этим варваром. Поспешил, конечно, иносказательно, ибо ему потребовалось некоторое время, чтобы уладить дела с капитаном и отдать распоряжения о закупке новой партии рабов - урон и репутация, безусловно, дороги, но, если торговля не движется, то, в конце концов, неоткуда будет взяться прибыли, чтобы покрыть убытки. Как бы то ни было, на третий день после наступления мартовских ид он прибыл ко мне и официально оформил жалобу на зловредного Конта. К счастью или нет, но тот как раз оказался в городе по каким-то своим темным делишкам, так что я не мешкая приказал схватить его и привести ко мне на суд. И тут - о боги! - эта отрыжка пьяной жабы умудрилась выкрутиться, предъявив оформленную по всем правилам купчую, на которой красовался отпечаток пальца злосчастного Децима! Пришлось отпустить - не могу же я нарушить закон, обвинив невинного торговца лишь за то, что он совершил "честную" сделку.
Несомненно, что немалую роль в столь быстром "оправдании" Конта, - а Публий готов был побиться об заклад на что угодно, что знает о каком торговце идёт речь, - сыграло рекомендательное письмо Цезаря, выданное лигуру в знак благодарности за доставленные от тауринов дары. Однако сам рассказ был столь забавен, а вид рассказчика столь несчастен, что Публий наконец не выдержал и от всей души расхохотался.
- Прости меня, почтенный Гай Кассий, - сказал он, отсмеявшись и утирая слезы, - Но проделка этого Конта так живо напомнила мне Рим и "шалости" некоторых представителей "золотой молодёжи" из известных аристократических родов, что я просто не смог сдержаться. Поведай, кстати, куда же этот пират дел рабов? Не мог же он привезти их на рынок в Алалию - не думаю, чтобы тамошний префект закрыл глаза на столь вопиющее попрание прав римского гражданина. Как минимум, ему грозила конфискация товара до конца судебного разбирательства.
- Кто знает? - Лонгин безразлично пожал плечами, давая понять, что его меньше всего волнует судьба каких-то там немытых галлов и диких иберов. Вполне возможно, произойди эта история с кем другим, кто не был связан с почтенным претором клиентскими отношениями, он бы и не подумал раздувать историю, ограничившись некоей суммой из рук купца, дабы замять дело, не придавая ему громкой огласки, - Быть может перепродал своим соплеменникам на побережье в Генуе или Лигурийских Альпах. С недавних пор тауринский вождь Дигон скупает их в немалом количестве: он открыл месторождение прекрасного розового мрамора в своих землях и решил немало на этом поживиться. Признаться, я тоже не удержался и вошёл в долю, как и другие почтенные граждане нашего города, а также некоторые высокопоставленные особы из самого Рима. Удивительно, но с этим вождём вполне можно вести дела: ему не чужды понятия чести и, не побоюсь этого слова, благородства. Да и голова у него варит что надо.
Сердце префекта забилось чуть чаще, но внешне он остался по-прежнему холоден и невозмутим.
- Кстати, о Дигоне, - сказал он как бы промежду прочим, делая вид, что больше сосредоточен на дегустации хорошо прожаренной куриной ноги, - У меня к нему дело. Сам проконсул поручил мне встретиться с этим таурином и провести кое-какие переговоры. Возможно ли организовать встречу с вашим компаньоном где-нибудь в пределах города или его окрестностях? Как-то не хочется тащиться в горы по раскисшей дороге, меся глину и рискуя подхватить простуду.
- Нет ничего невозможного, - ответил Лонгин, пронзительно глядя на него из-под густых нахмуренных бровей. Было заметно, что ему неприятно упоминание какого-то там варвара в качестве его делового партнёра, - Всё зависит от того, насколько срочно это надо. Я могу отправить посыльного хоть завтра, но имей в виду, префект, путь до их владений неблизкий и займёт по меньшей мере три-четыре дня. Да ещё неизвестно, будет ли сам вождь на месте - он великий непоседа и любит путешествия, порой весьма далёкие и рискованные. В общем, в лучшем случае, ваша встреча может быть устроена не раньше, чем через седмицу.
- Не зная конечного результата и не будучи уверен в положительном решении вопроса, так долго ждать у меня не получится, - покачал головой Публий, - Есть приказ Цезаря - чёткий и не допускающий иных толкований. Если я не получу иных указаний, через два дня моя вексилия выступит в горы. А там - да помогут нам боги!
Бывший проконсул ещё раз внимательно взглянул в честное и открытое лицу молодого человека. Было видно, что ему нравится прямота и решительность Публия, но что-то мешало окончательно принять его сторону.
- И, всё-таки, моё предложение о посыльном остаётся в силе, префект, - после долгой паузы сказал Лонгин, - У тауринов сейчас очередная войнушка с инсубрами за какую-то там долину. Не стоит соваться к ним без приглашения. Насколько мне известно, лигуры весьма не жалуют незваных гостей.
- Ну, отчего же незваных? - хищно усмехнулся Марцеллин, - Приглашение я получил едва ли не лично от вождя этих варваров. Он, конечно, и знать не мог, что посланник от проконсула заявится к нему с целым войском, но... тут Судьба для него распорядилась по-своему. Судьба и... Цезарь.
"И мы ещё посмотрим, против кого повернуть мечи и копья вексилии. Как знать, вполне может статься, что будет неплохо помочь инсубрам в их войне против этих загадочных лигуров. Всё-таки галлы - подданные Республики, так почему бы им не попросить помощи и защиты у "случайно" оказавшегося поблизости личного представителя проконсула Галлии, да ещё и во главе нескольких сотен отборных головорезов", добавил он мысленно, но вслух, разумеется, произносить этого не стал.

***


Как Публий и обещал, на заре третьего дня вексилия выступила в поход. Ночью поднялся непроглядный туман, который, казалось, к утру только ещё больше сгустился. Легионеры, одетые по-боевому, тонули в белом мареве, едва различая спины друг друга.
Эмилиева дорога, мощёная камнем, кончилась, дойдя до Медиоланума. Дальше в горы шёл разбитый воловьими копытами и тяжёлыми колёсами торговый тракт, в это время года ещё и изрядно раскисший от влаги. Жирная, рыжая глина липла к ногам, превращая калиги пехотинцев и сандалии[61] лошадей в бесформенные, неподъёмные комки грязи. Бодрая, чёткая поступь сменилась мучительным переползанием с одного относительно сухого места на другое.
Проводником Публий подрядил того самого Конта, о котором столь нелестно отзывался перегринский претор. Не то, чтобы молодой префект специально искал с ним встречи - вот ещё, не хватало бегать за каким-то варваром по столь ничтожному поводу! - но возможности таковой не исключал. Так что для него не стало великим удивлением столкнуться с купцом нос к носу у входа в одну из богатейших лавок будущей Северной столицы[62], расположенной на самом выходе с Via mercatoria[63] на торговую площадь.
Конт признал его сразу и, само собой, живо поинтересовался, за какой-такой надобностью молодому квестору пришлось тащиться в этакую даль к Мермуту[64] на рога? Узнав же о переменах в судьбе собеседника, а также о его миссии, надолго задумался и, наконец, вынес вердикт:
- Что ж, раз сам Цезарь приказал, так на то заговор[65] и положим: доведу вас до границы тауринских владений, а там вождь уже пусть сам решает, как с вами быть. Да и дело у меня к нему имеется, так что вместе оно сподручней дойти будет.
Публия несколько покоробила столь явная уверенность торговца в том, кто именно будет решать судьбу полутысячи отборных воинов легиона, - все-таки именно лигуры платили дань Риму, а не наоборот. Впрочем, затевать спор и что-то там доказывать не стал - римский аристократ с детства привыкает не обращать внимания на мелкие выпады от людей ничтожных. В конце концов, неужто ему есть дело до раздутого самомнения какого-то там варвара? Тем более, что, судя по всему, Конт лично знал нужного ему человека, и в дороге можно было надеяться разговорить его в нужную сторону и выведать побольше о загадочной фигуре тауринского вождя. Личность которого сумела произвести немалое впечатление как на бывшего, так и нынешнего проконсула Цизальпинской Галлии.
Проводником купец оказался просто превосходным! По всему было видно: этот путь лигур проделал не единожды, так что даже зловредный туман, в котором очертания предметов терялись уже через пассус[66], не был ему помехой. Помогая себе короткими, выверенными жестами, он несколькими скупыми словами описывал дальнейший участок пути, и очередной аллоброг-посыльный уносился к головному дозору.
Ближе к полудню туман поредел и рассеялся. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь переплетение мохнатых сосновых лап, подсушили грязь и идти стало немного веселей. Впрочем, ненамного. Пехотинцы, сменив походные торбы на тяжёлые скутумы[67], стали похожи на огромных, вставших на-дыбы, диковинных черепах. Вот только ни одна черепаха не выдаст столько брани и сквернословия, сколько обременённый дополнительной поклажей римский легионер, по щиколотку утопающий в холодной глиняной жиже. Каждому из них дополнительно пришлось тащить большую связку пилумов, загодя выданных из обоза. Praemonitus, praemunitus[68] - несмотря на пренебрежительное отношение к словам лигура, дураком Публий вовсе не был и разумной предосторожности никогда не чурался.
Шагающие в боковом охранении ауксиллярии утонули в сером мареве под сумрачными сводами леса, подступившего почти вплотную, тяжёлыми медвежьими объятиями сдавившего тонкую нить дороги. Как они там находили путь, Публий не представлял, однако Марк Эмилий уверил его, что бойцы дело своё знают хорошо и сумеют не заблудиться в трёх соснах, обеспечив при этом необходимую защиту колонны с уязвимых флангов.
Небольшая, юркая лошадка Конта шагала бок о бок с конём Публия. Плюющему на условности, в силу своей знатности, аристократу не хотелось выворачивать шею всякий раз, когда требовалось задать очередной вопрос, каковых за седмицу похода накопилось во множестве. И главные среди них: кто он, всё-таки, такой - загадочный вождь тауринов? Чего ждать от него? И чего стоит опасаться?..
- Дигон-то кто таков? - Конт хмурился, комкая в кулаке чёрную, с проседью, густую бороду, думал, вспоминал былое, - Старший сын вождя нашего давешнего - Дигара, который ныне уж шестую, почитай, осень Инпуту[69] служит. Папаша его характером был крут безмерно и в сече лют, но добился немногого. Разве только, вот, с Цезаря вашего пошлину за проход через перевалы стребовал, чем прославился на весь Ойум[70]. А гордился сделанным до самой смерти - как же, непобедимый Рим перед ним склонился![71] Сынок же не таков - мягче, обходительней. От доброй драки не бегает, но чаще старается дело миром уладить. Хотя войска у него сейчас поболе, чем у отца будет. Куда как поболе! Ну, да с таким войском можно, порой, и жалость к врагу проявить - до поры.
- В городе болтали, что мать его от бога вашего понесла. То ли от волка[72], то ли от филина[73]. Врут, поди? - буркнул державшийся справа от префекта Марк Эмилий, бросив косой взгляд на разболтавшегося лигура. Примипилу не нравилась вольность, с какой варвар держался с его командиром. Но тут уж не возразишь, не попишешь, - сам префект приказал тому обочь с левой руки держаться. Так что, хочешь - не хочешь, а пасть захлопни и терпи, хотя рука так и чешется, чтобы за меч схватиться.
- Брехня то всё! - рявкнул Конт, глянув на примипила не менее злобно, - Верховный жрец его осматривал при рождении: не было на нем меток - ни божественных, ни колдовских, - кроме тех, что Мешта[74] даёт при рождении.
Помолчал, остывая, и продолжил, подпустив сварливую нотку в голос:
- Вождь, конечно, он того - побродяжничать любит, странных людишек приветить, языками с ними завязаться - этого у него не отнять. Да и в искусстве ремесленном равных ему во всём народе не сыскать: шутка ли, в семь годов своими руками меч сковать! Но по рождению - бога в нём не было. Уж наш жрец такого бы точно не пропустил!
- Так что ж, врут, значит, почтенные квириты? - удовлетворённо кивнул Марк, - Не поделились ваши боги с ним силой.
- Ты, примипил, говори, да не заговаривайся, - ответил Конт чуть снисходительно, удивляясь, как туго, порой, простые вещи доходят до разума иноземца, - То, что матушка его путалась с богом - то, конечно, враки и глупость несусветная. Вот только боги - они разные. И силой своей делятся по-разному - далеко не всегда при рождении её дают. Бывает, избирают себе посвящённого в самое нежданное время. Вот и Дигона тоже... избрали.
При этих словах Публий повернул голову в плюмажном шлеме в сторону лигура и впился глазами в его лицо. Марк Эмилий тоже глянул равнодушно и тут же отвернулся, рыская взглядом по сторонам, - разговор разговором, а службу в походе никто не отменял. Не по вражеской земле идут, но и не по своей.
- Случилось это на шестой год после его рождения, - сейчас голос Конта лился ровно, словно повторяя заученное, - Дигон мальцом был шебутным - не углядишь. Вот и в тот раз из-под пригляда улизнул да на горку крутую полез, со склонами обрывистыми. Горка та доброго слова не стоит, нормальный лигур на неё взберётся - не запыхается, но пацану малому что Орлиный утёс - не враз вскарабкаешься. Влезть-то он на неё влез, а как вниз спускаться будет - не подумал. Но на помощь не позвал никого: сам залез - самому и слазить. Только, вот, когда вниз спускался, оскользнулся и обрушился на камни острые. Чуть не насмерть побился: руки-ноги поломал, а, главное, спину.
- Так он что у вас, калека? - неверяще вопросил примипил, пялясь на лигура круглыми от изумления глазами и открыв от изумления рот.
- Ты, тут, слушай! - фыркнул Конт, - Калека - тоже скажешь! Калек у тауринов нет. Они вождеского племени, им увечные - позор лютый. У других лигуров, бывает, случаются, а у тауринов - нет.
- Объясни, - потребовал Публий.
- Да тут и объяснять особо нечего, об этом все знают, - пожал плечами купец, - Коль родится ребёнок калечный или, случись такое, вот как с Дигоном, так его к Анкуру[75] на Орлиный утёс. Таурины - воины. У них калек быть не может.
- А как с теми, кто в года вошёл? - угрюмо спросил Марк Эмилий, - В бою покалечили, по ремесленному делу оплошал или на охоте медведь подрал - их тоже того... на утёс?
- Зачем? - искренне удивился Конт, - Из других племён принимают к себе в род. С радостью принимают. Умелый воин или хороший ремесленник любому роду надобен - сам не сможет, так научит. Не объест, поди, сильный ойт[76]. А что порчен слегка - так не все ж среди нас таурины, чтобы от доброго лигура нос воротить... Правда, в обмен своего мальца дают - до поры, пока приёмыш в чужом роду обретается. Потом, конечно, тот сам решает, когда вырастет, то ли в род возвращаться, то ли дальше с тауринами жить. Многие так и остаются.
Он помолчал немного и добавил чуть слышно:
- Правда, иной кто, если совсем плох, бывает, и сам попросится... на утёс тот.
- Так что там с Дигоном? - напомнил Публий, - Его тоже на этот самый - Орлиный утёс - спровадили?
- И его тоже, - кивнул Конт, - Оплакали, обрядили и проводили - всё честь по чести...
- Так чего ж ты нам здесь голову морочишь? - взорвался тихой яростью примипил, - О чем басни травишь - про щенка, в пять лет помершего? Ты, давай, про нынешнего Дигона речь веди!
Судя по лицу префекта, он был полностью согласен со своим заместителем. Умерший не пойми сколько лет тому назад сопливый сын прошлого вождя был ему нисколько неинтересен.
- Так не помер он! - чуть не заорал в ответ Конт, лишь в последний момент вспомнивший, кто его собеседники, и сообразивший слегка приглушить голос, - Не помер, но назад возвернулся. Сам! За то и имя своё людское получил.
- Погоди-ка, - Публий слегка повёл рукой, успокаивая вскинувшегося было примипила, - Дигон - это, ведь, "дважды рождённый", верно?
- Верно, - буркнул лигур, на миг опуская глаза под твёрдым взглядом префекта, - Никто не знает, как это возможно, но по утренней заре следующего дня пришёл он назад в селение - живой и здоровый. Идёт себе по улице такой карапуз пятилетний в траурном наряде, а от него взрослые воины в ужасе шарахаются. Один только главный жрец не испугался. Вышел и встретил - как полагается только вождей встречать. Видать, айки[77] ему на ухо что-то там насвистели, весточку принесли... Ну и мать, конечно, тоже потом обрадовалась... А отец долго принимать не хотел - пока Дигон на спор меч себе не сковал. Через две весны после возвращения -- это как раз и случилось...
***

В следующие три дня вексилия упорно пробивалась к границам тауринских владений сквозь густые, призрачные туманы и мелкую морось дождей, сыплющих из низких, лохматых туч.
Едва заметная дорога, больше похожая на козью тропу, прихотливо вилась меж скалистыми кряжами предгорий: то взбираясь на угрюмый. заросший седым мхом перевал, покрытый редкими пучками растительности; то стекая в уютную, тихую долину, полную звенящих ручьёв и громкоголосого птичьего гомона; то ныряя под сумрачные своды вековых дубрав и буковых чащ, больше напоминавших невыразимо древние, величественные храмы. Кое-где на обочинах встречались невысокие "блуждающие" пирамидки, сложенные из особых округлых камней, - свидетельство оживлённой деятельности торговых караванов в прошлом. На широких, утоптанных площадках, предназначенных для ночёвки, до сих пор можно было разглядеть многочисленные следы кострищ и трухлявые стволы поваленных топором деревьев.
Переход Цезаря через Тауринский перевал и его последующее вторжение в Галлию, воспоследовавшая за этим восьмилетняя война, закончившаяся практически поголовным истреблением галльских племён, живших по ту сторону Альп, безжалостным ударом гладиуса перерубили некогда оживлённый поток товаров, которыми предприимчивые кельты торговали на рынках северных городов Республики. Ныне на этом пути царили глушь и запустение, лишь изредка нарушаемые небольшими вьючными караванами лигуров, бредущими незнамо куда, да мелкими отрядами охотников.
Ещё день ушёл на переправу через полноводный Тицин[78], на берегах которого за сто семьдесят лет до этого знаменитый консул Публий Корнелий Спицион потерпел сокрушительное поражение от Ганнибала[79]. К счастью для римлян в месте переправы обнаружился небольшой действующий паром, обслуживаемый многочисленным семейством аборигенов. В дополнение к своему основному ремеслу - переправе купеческих караванов - местные кормились охотой, рыболовством, разведением коз и свиней. У них, в обмен на несколько мер зерна и щедрую - серебром - плату за переправу, удалось разжиться свежим мясом и знаменитым лигурийским острым сыром, слава о котором докатилась даже до Вечного города.
Через два дня пути дорога ощутимо поползла вверх. Холмы обернулись невысокими горами, чьи склоны, словно меховыми шкурами, оделись густыми сосновыми лесами. Дубовые и буковые рощи исчезли почти совсем, теснимые угрюмыми ельниками и едва проходимыми зарослями каштанов и клёнов. Изредка сплошная стена леса раздавалась в стороны, и тогда в прогале между деревьями можно было заметить вдали величаво отблёскивающую гладь озера Вербано[80], что, по слухам, подобно исполинскому угрю, долгих сорок миль прихотливо вьётся к северу меж обрывистых альпийский отрогов, упираясь в самые корни гор.
Эти последние два дня пути порадовали изрядно измотанных римлян хорошей погодой и чистым небом. Земля окончательно просохла от грязи, отчего, несмотря на усталость, скорость передвижения выросла чуть ли не вдвое.
Больше всех взбодрились балеарские пращники. Очутившись в горах, пусть даже и не своих, привычных, они мгновенно преобразились: движения приобрели стремительную грацию хищников, в глазах появился блеск, а каменно-неподвижные лица нет-нет да пересекала скупая, мимолётная улыбка.
Ненамного отстали от них галлы. Эта местность практически не отличалась от их родных Северных Альп: те же горы, леса, озера. Здесь они чувствовали себя как рыба в воде. Их многочисленные разъезды буквально наводнили окрестности, надёжно укрыв вексилию от глаз возможных соглядатаев и, в свою очередь, снабжая префекта и его заместителя подробнейшими донесениями о дальнейшем пути.
Вот и в этот раз молодой, с едва наметившейся линией усов и бороды, аллоброг на полном скаку подлетел к группе офицеров, в которой находился Публий. Резко осадил коня, едва не вздёрнув его на дыбы.
- Нас ждут. Пять-шесть сотен пеших. Полдня пути. У входа в ущелье, - не очень хорошо знавший латынь, галл старался говорить короткими, рубленными фразами - словно горох горстями сыпал. Дождавшись кивка префекта, ловко, одними коленями, развернул коня и так же быстро умчался в направлении, откуда прибыл.
- Что скажешь, Конт? - спокойно поинтересовался Публий, всем корпусом поворачиваясь к купцу, чья лошадь в этот раз, как ей и было заповедано уставом, находилась ровно на один корпус сзади и правей коня префекта.
- Первые врата, - невозмутимо ответил лигур, нисколько не смущаясь под пристальным взглядом серых холодных глаз Марцеллина, - Граница владений тауринов. Ты же не думал, префект, что таурины позволят тебе и твоему войску вот так просто и без затей дойти до своих селений?
- Нам стоит ждать нападения? - голос командира римлян был сух и холоден.
- Не думаю, - покачал головой проводник, - Пока ты и твои люди не вступили в их земли, они не станут атаковать. Да и станут ли потом - не знаю. Не возьмусь предсказывать. И никто не возьмётся.
- Что ж, - задумчиво кивнул Публий, взглянув на едва оторвавшийся от кромки леса солнечный диск, - В таком случае дойдём и узнаем.

Солнечная колесница Гелиоса едва-едва перекатилась за полудень, когда основные силы вексилии добрались до означенного места. Не соврал, разведчик, торопясь донести тревожную весть! Верно оценил расстояние и скорость движения пехоты - для него, конного, слишком размеренную и неторопливую!
Здесь дорога делала плавный поворот к северу, огибая невысокий, поросший соснами холм, вплотную прижимаясь к деревьям. Слева же лес отступил на добрых три стадия, обозначая выход на неширокое, длинное поле. С трёх сторон его окаймлял хвойный лес с густым, едва проходимым подлеском, а с севера подпирали упомянутые Контом, Первые врата - широкое ущелье с обрывистыми склонами, покрытыми жёстким, колючим кустарником.
Если бы Публий мог летать, он увидел бы, что очертаниями своими долина больше всего напоминала крутобокую греческую амфору, где ущелье служило вытянутым горлом, а туловом - поле. И на нем, подобно фигуркам на батальных росписях древних микенских ваз, уже вытянулись ломанной цепью легконогие фундиторы[81], прикрывая разворачивающиеся с марша когорты тяжёлой пехоты.
Напряжённый как лук, примипил указал на невысокий взгорок, с которого удобно было обозреть окрестности, оценить силы врага и, возможно, принять быстрое и правильное решение. Кавалькада всадников, не медля, рванула к нему. Следом неспешно потянул обоз - строить защитный круг из возов, дающий пусть и слабенькую, но, всё же, защиту от внезапной атаки...
Понимание и осознание происходящего приходило к нему не сразу, фрагментами. Усталый от бездействия мозг просыпался нехотя, будто всплывая из монотонно-успокаивающих глубин бытия на поверхность - на самое острие жизни, где отточенная до бритвенной остроты мысль способна находить мгновенные решения, ещё секунду назад казавшиеся невозможными, немыслимыми. Публию невольно пришли на ум узоры на стенах кельтских храмов: там тоже невидимые поначалу фигуры людей и животных являлись взгляду не вдруг, постепенно вычленяемые взглядом из хитросплетения ветвей и листьев. Отвыкший под сенью леса от обширности открытых пространств, римлянин не успевал ухватить взглядом всё и, ухватив, осознать увиденное. Лишь спустя время - несколько долгих ударов сердца - плоская картина наполнилась смыслом: смазанные было, поначалу, черты приобрели чёткость, детали вновь стали рельефными, выпуклыми.
С детства вбитая в тело отцом и воспитателями железная дисциплина, умение контролировать свои чувства, мысли, эмоции, помогли сдержаться - не выдать себя рвущимся наружу возгласом или неосторожным жестом. Спутники же были менее выдержаны: чуткое ухо командира различило в раздавшемся нестройном многоголосом хоре нотки недоверия, изумления и даже... страха. Впрочем, это, как раз, неудивительно, ибо не каждый день доводится человеку, пусть даже и закалённому ветерану, лицезреть представшее их глазам зрелище.
Все поле перегораживал строй закованных в металлические доспехи ратников, выстроенных в четыре ряда. Их неподвижность навевала мысли о кладбищенских каменных статуях, призванных преграждать дорогу демонам из мира мёртвых. Их снаряжение не сверкало под солнцем - наоборот, было старательно зачернено, - но, глядя на них, на ум невольно просились бессмертные строки Гомера о медноблистающих шлемах, цельнокованых панцирях, крепких поножах, и одетых в них полубогах.
Примипил был одним из немногих, кто сумел сохранить самообладание. Так же, как и префект, он не издал ни звука, обозревая открывшуюся ему картину зло прищуренными глазами из-под края глубоко надвинутого на лоб шлема.
- Аранхи[82]! - наконец гневно, словно ругательство, выдохнул он, - У этого Дигона, пожри его Сатурн, похоже, золото некуда девать, если он сумел раскошелиться на четыре сотни этих ублюдков!
- Аранхи? - эхом откликнулся Публий, - Что за звери такие, Марк? И почему ты говоришь о них только сейчас?
- Лучшие наёмники, про которых я когда-либо слышал, - голосом примипила можно было резать камень, - Охраняют караваны, обозы, нанимаются на торговые суда, участвуют в любой заварушке, где только пахнет деньгами. Большими деньгами! Эти недоноски помимо жалования всегда требуют долю в добыче, и, я не слышал, чтобы они без неё остались. Прости, префект, просто не думал, что встречу их здесь.
- Они настолько опасны?
- Настолько, что, знай я о них заранее, посоветовал бы тебе поискать другой путь к тауринам. Они умеют и любят биться строем. И, как видишь, здесь у них достаточно сил, чтобы противостоять даже полному легиону.
- Что ж, Марк, ты сказал достаточно, - жёстко закончил разговор Марцеллин, страгивая коня с места, - Мы пришли - и отступать поздно. Смотри, когорты уже заканчивают перестроение. Пора и нам с тобой браться за дело.

Выстроившихся друг напротив друга римлян и тауринов разделяло пустое пространство в три броска спикулума[83] или плюмбаты[84] - почти полный стадий. Никто из противников не спешил перейти незримую черту, обнажить оружие, броситься в атаку. Странная, осязаемая тишина сгустилась над полем, придавив всех мертвенной давящей дланью. Даже неугомонные птахи-свиристелки прониклись важностью момента, исчезнув с неба и затаившись в кронах деревьев и высокой траве, - в страхе перед грядущей битвой, готовой взорваться тяжёлым топотом шагов, посвистом стрел, низким гудением пращных ядер, резкими звуками команд, хриплым рёвом букцин, звоном железа, криками раненных и умирающих людей.
С высоты седла Публий обозревал построение наёмников Дигона, пытался определить их сильные и слабые места. Войско аранхов было разделено на четыре отряда: в центре, подобно железным башням, высились две сотни тяжеловооруженных пехотинцев, прикрытых овальными ростовыми щитами. С флангов их подпирали два отряда по сотне бойцов с круглыми щитами, одетых в более лёгкие доспехи, чем-то напоминавшие лорики-сегментаты[85] римлян. Около сотни лёгких пехотинцев-застрельщиков, одетых в кожаные панцири, со странного вида пращами в руках, больше похожими на бичи надсмотрщиков за рабами, длинной, редкой цепью растянулись от края до края поля перед своими основными силами. Кавалерии видно не было, но это не значило, что она не затаилась где-то в ожидании благоприятного момента для разящего, сокрушительного удара...
Стоило только когортам закончить перестроение, как со стороны ущелья раздался и поплыл над головами воинов чистый высокий звук. Такой невозможно будет не услышать даже в самый разгар битвы, наполненной лязгом разящего железа и грохотом сшибающихся щитов. Четыре ноты, составив простую, незамысловатую мелодию, прозвучали подобно льющемуся с неба звону небесных сфер, о котором любят, порой, болтать жрецы, прорицая волю богов. Вот, только, обычно кроме них никто этого звона прежде не слыхал. Здесь же - услышали все.
Едва только отзвучал, затерялся среди сосновых и можжевеловых лап последний звук, разомкнутый строй аранхов словно проснулся. Это было похоже на одно совокупное, слитное движение разбуженного могучего зверя, растянутое на три долгих удара сердца., до краёв наполненное топотом и лязгом. Закончив безукоризненное по чёткости перестроение, железные воины явили римлянам слитную, нерушимую стену щитов. Лишь в центре строй размыкался, открывая неширокий проход, как раз достаточный, чтобы в него могли проехать в ряд три всадника.
Приглашение войти? Или на этой сцене ожидалось появление кого-то ещё?
Таурины по-прежнему не обнажали оружия, не опускали копий и.. молчали. Лишь внимательные глаза холодно сверкали из-под железных козырьков островерхих железных шлемов, украшенных конскими хвостами.
Более тянуть не было смысла, и Публий решился. Стронув с места коня, он направился к стыку центурий, уверенный, что Марк Эмилий все поймёт правильно и сделает как должно. Он не ошибся: что-то каркнул хриплым голосом примипил, зычно проревели, повторяя команду центурионы, и римский строй с не меньшей, чем их противник, синхронностью и чёткостью раздался в стороны, освобождая путь своему командиру.
- Ремакс и Конт со мной, остальным - ждать. Примипил Марк Эмилий - за старшего, - не поворачивая головы приказал Марцеллин, уверенный, что его команда будет выполнена быстро и беспрекословно. Время сомнений и колебаний прошло - пришла пора приказывать и требовать выполнения приказов...
Могучий белый жеребец префекта осторожно переступал копытами по влажной, растоптанной калигами, молодой траве, бережно нёс своего всадника, на которого сейчас были устремлены сотни глаз.
В этот момент римлянин был безусловно красив мужественной красотой воина, ясно сознающего свой ратный долг предводителя. Идущего, возможно, на смерть и вселяющего смятенье во врага своим презрением к ней. Гордый, чеканный профиль аристократа, наполовину укрытый под сияющей позолотой шлема, был высокомерно холоден и надменен. Мощный торс атлета, облитый чешуйчатым доспехом, напоминал тело огромной хищной птицы с железными перьями. Походный коричнево-жёлтый шерстяной плащ тяжёлыми складками-крыльями ложился на круп коня, наполовину скрывая длинную спату на левом боку.
Слева-сзади уверенно шагал буланый телохранителя, отставая не больше чем на полкорпуса, готовый, если потребуется, мгновенно прыгнуть вперёд, повинуясь едва ощутимому давлению колен и пяток седока. Предусмотрительный фракиец заранее перекинул круглый щит из-за спины на левую руку. Показное миролюбие тауринов его нисколько не обманывало: опытнейший воин буквально кожей ощущал грозную, уверенную силу в стоящих напротив латниках. Тренированный взгляд даже на таком расстоянии различал натянутую тетиву на тугих роговых луках, - пока ещё мирно спящих в узорных кожаных налучах, но готовых в любой момент проснуться и выпустить на волю оперённую смерть, послушную злой воле стрелков. Зоркий глаз телохранителя отмечал причудливый изгиб длинных мечей, чем-то напоминающих его излюбленную ромфею и, скорее всего, не менее смертоносных. Оценил он и вздымающиеся над головами воинов лавровидные наконечники копий - в ладонь шириной и длиной не менее локтя, наваренные на железные шары-яблоки, которыми оканчивались втульчатые насады-тулеи. Такими удобно и колоть, и рубить, разнося в щепу щиты и насквозь пробивая любую броню.
Собственный доспех - сплошная кованая кираса из крепкой бронзы и бронзовый же халкидский шлем - уже не казался Ремаксу столь надёжным и неуязвимым, как прежде.
В полную противоположность воинственному фракийцу, Конт, пристроившийся справа-сзади от командира римлян, являл собою воплощение человека сугубо мирного, невесть какой судьбой занесённого на это поле, где вот-вот должны были сойтись в битве два могучих войска. Его странный меч-топор, наводящий на мысли о глубокой древности, висел, зачехлённый, позади седла, и лигур не выказывал ни малейшего желания изготовить оружие к бою. Глубоко сидящие глаза его рассматривали строй аранхов из-под нахмуренных бровей безо всякого удивления, скорее с некой смесью восторга и удовлетворения. Публию, который в эти минуты особого вдохновения перед боем видел и замечал всё, подумалось, что, быть может, кто-то из стоящих в строю наёмников служил под началом хитрого торговца на его корабле. Слишком уж он был спокоен и безмятежен. Или только казался?..
Под неотрывными взглядами тысяч глаз кавалькада из трёх всадников, миновав изломанную линию балеарских пращников, направилась к проходу, оставленному аранхами неизвестно для чего. Было ли это неким приглашением или неизвестным ему тактическим манёвром? Публий не собирался ломать над этим голову сейчас, и, тем более, не собирался проверять догадки на собственном опыте. Плох тот начальник, что, забыв о своих обязанностях, без раздумий сует голову в пасть льву.
Ровно посередине между двумя изготовившимися к бою отрядами он остановил коня и приготовился ждать. Вызов на переговоры сделан. Чем же ему ответят таурины?

***


***






ПРИМЕЧАНИЯ:



Последний раз редактировалось: Michael_Moon (00:05 23-03-2018), всего редактировалось 3 раз(а)
    Добавлено: 20:10 22-03-2018   
mc_
 408 EGP


Рейтинг канала: 6(463)
Репутация: 41
Сообщения: 2841

Зарегистрирован: 09.04.2010
Иногда многовато уточнений в предложениях. Проще тогда растягивать одно на два или уж по-другому строить фразу.
    Добавлено: 09:29 23-03-2018   
Michael_Moon
 100 EGP


Рейтинг канала: 3(31)
Репутация: -2
Сообщения: 669
Откуда: РК, Кокшетау
Зарегистрирован: 15.02.2011
mc_ :
Иногда многовато уточнений в предложениях. Проще тогда растягивать одно на два или уж по-другому строить фразу.

Сам так думаю, но на больших объемах глаз замыливается. Буду править само собой. Что насчет сюжета?
    Добавлено: 10:25 23-03-2018   
mc_
 408 EGP


Рейтинг канала: 6(463)
Репутация: 41
Сообщения: 2841

Зарегистрирован: 09.04.2010
Я пока не всё осилил - так, по верхам пробежался. Сейчас на ночной смене, будет тихо - дочитаю.

Проблема у тебя, по сути, одна: подача текста. Темой Рима, бесспорно, владеешь отлично, даже избыточно (средний читатель хорошо если центурионов с ликторами не путает), и это - твоя сильная сторона, если будешь работать в историческом или околоисторическом жанре.
Но художественный текст от энциклопедического, и даже научно-популярного очень сильно отличается. Образно выражаясь, он должен течь, как вода. Убери лишние подробности, или размажь их по тексту, передвинь туда, где они нужны, где играют роль в повествовании. Налей немного воды в текст, сделай плавнее переходы. Да, объем возрастет, но читаться будет легче.
    Добавлено: 17:39 23-03-2018   
Michael_Moon
 100 EGP


Рейтинг канала: 3(31)
Репутация: -2
Сообщения: 669
Откуда: РК, Кокшетау
Зарегистрирован: 15.02.2011
mc_ :
Темой Рима, бесспорно, владеешь отлично

Не жеманясь, скажу, что владею крайне посредственно Улыбка От того и текст такой... избыточный. Крайне не хватает бытовых подробностей - все раздергано и не связано, цельной картинки нет. Расстроен
mc_ :
Но художественный текст от энциклопедического, и даже научно-популярного очень сильно отличается. Образно выражаясь, он должен течь, как вода. Убери лишние подробности, или размажь их по тексту, передвинь туда, где они нужны, где играют роль в повествовании. Налей немного воды в текст, сделай плавнее переходы. Да, объем возрастет, но читаться будет легче.

Попробую. Только это тогда уже не на повесть, а на роман потянет Улыбка
    Добавлено: 17:47 23-03-2018   
mc_
 408 EGP


Рейтинг канала: 6(463)
Репутация: 41
Сообщения: 2841

Зарегистрирован: 09.04.2010
Michael_Moon :
Крайне не хватает бытовых подробностей - все раздергано и не связано, цельной картинки нет. Расстроен

У тебя с этими описаниями как-то неровно всё. Где надо - не выходят, где не надо - целый абзац ни о чем.

Michael_Moon :
Попробую. Только это тогда уже не на повесть, а на роман потянет Улыбка
Пейзажи можешь подрезать спокойно - когда-то так писали, но современного читателя излишние описания природы только утомят. И объем сэкономишь.
    Добавлено: 19:01 23-03-2018   
Michael_Moon
 100 EGP


Рейтинг канала: 3(31)
Репутация: -2
Сообщения: 669
Откуда: РК, Кокшетау
Зарегистрирован: 15.02.2011
mc_ :
Пейзажи можешь подрезать спокойно - когда-то так писали, но современного читателя излишние описания природы только утомят. И объем сэкономишь.

Жалко мне их резать Улыбка Пропадет атмосфера места действия.
    Добавлено: 01:13 24-03-2018   
mc_
 408 EGP


Рейтинг канала: 6(463)
Репутация: 41
Сообщения: 2841

Зарегистрирован: 09.04.2010
Подход тот же - можно размазать информацию по соседним предложениям. Сейчас вставки с природой-погодой ощутимо провисают.
    Добавлено: 19:26 24-03-2018   
Канал творчества: «Моё творчество. (Michael Moon)»
На страницу: Пред.  1, 2 | Все страницы
  
Показать: 
Предыдущая тема | Следующая тема |
К списку каналов | Наверх страницы
Цитата не в тему: Человек, который будит спящего, способен на любое преступление. (027)

  » Моё творчество. (Michael Moon) | страница 2
Каналы: Новости | Elite | Elite: Dangerous | Freelancer | Star Citizen | X-Tension/X-BTF | X2: The Threat | X3: Reunion | X3: Terran Conflict | X Rebirth | X4: Foundations | EVE Online | Orbiter | Kerbal Space Program | Evochron | VoidExpanse | Космические Миры | Онлайновые игры | Другие игры | Цифровая дистрибуция | play.elite-games.ru | ЗВ 2: Гражданская война | Творчество | Железо | Игра Мечты | Сайт
   Дизайн Elite Games V5 beta.18